Трагедия армянского народа. История посла Моргентау

Моргентау Генри

– Вам нет смысла спорить, – сказал Талаат, – поскольку мы уже избавились от двух третей армян. Их не осталось в Битлисе, Ване и Эрзеруме. Ненависть между турками и армянами сейчас достигла такой степени, что мы просто вынуждены с ними покончить. Если мы этого не сделаем, они будут мстить.

– Если вы не считаетесь с соображениями человечности, – ответил я, – подумайте хотя бы о материальном ущербе. Эти люди работают. Более того, они контролируют ряд отраслей вашей промышленности. Они являются налогоплательщиками. Вы не опасаетесь, что потери станут невосполнимыми?

– Нас не волнуют коммерческие потери, – сообщил Талаат. – Мы все подсчитали и знаем, что они не превысят пяти миллионов фунтов. Тут беспокоиться не о чем. Я просил вас прийти, поскольку желал уведомить о следующем: наша армянская политика является твердой и ее ничто не изменит. Армян не будет в Анатолии. Если хотят, пусть живут в пустыне, но только не здесь.

Я снова попытался убедить Талаата, что такое обращение с армянами уничтожает Турцию в глазах всего мира и что страна никогда не оправится от такой негативной славы.

– Вы совершаете ужасную ошибку, – сказал я и повторил это трижды.

– Да, возможно, мы делаем ошибки, – ответил он, – но, – он стиснул зубы и покачал головой, – никогда не будем сожалеть об этом.

У меня было много бесед с Талаатом об армянах, но мне ни разу не удалось заставить его хотя бы в малейшей степени изменить свою позицию. Он всегда возвращался к основным моментам, о которых я только что говорил. Он был всегда готов выполнить просьбу, произнесенную от имени американцев и даже французов или англичан, но я никогда не добился ни одной уступки армянам. Мне всегда казалось, что он был глубоко лично заинтересован в этом вопросе, причем его антагонизм по отношению к армянам лишь возрастал по мере усиления их страданий. Однажды, обсуждая судьбу конкретного армянина, я сказал Талаату, что он ошибочно посчитал этого человека врагом турок, на самом деле он их друг.

– Ни один армянин, – ответил Талаат, – не может оставаться нашим другом после того, что мы с ними сделали.

Однажды Талаат обратился с требованием, шокировавшим меня в высшей степени. Ничего подобного мне в жизни не приходилось слышать. Дело в том, что некоторые американские страховые компании традиционно вели дела с армянами. То, как армяне относились к страхованию жизни, на мой взгляд, было еще одним доказательством их бережливости и расчетливости.

– Я бы хотел, – заявил Талаат, – чтобы американские страховые компании выслали нам полный список армянских держателей страховых полисов. Сейчас практически все они мертвы и не оставили наследников, а значит, выморочное имущество должно перейти в казну. Их деньги должно получить правительство. Вы сделаете это?

Это было уже слишком, и я утратил сдержанность.

– Вы никогда не получите ничего подобного от меня, – сказал я, встал и вышел.

Еще один эпизод, касающийся армян, привел Талаата в самое дикое настроение. В конце сентября миссис Моргентау уехала в Америку. На нее произвели крайне тяжелое впечатления страдания несчастных армян, она почувствовала, что не может больше жить в этой варварской стране и уедет домой. Но она решила попробовать еще раз вмешаться в судьбу этих людей, причем сделать это лично. Она ехала через Болгарию, где получила уведомление, что царица Элеонора будет рада ее принять. Царица Элеонора была благородной женщиной, ведущей печальную и одинокую жизнь. Она тратила много времени, пытаясь улучшить положение бедняков в Болгарии. Она знала все о социальной работе в американских городах и еще несколько лет назад запланировала посещение нашей страны, чтобы изучить все интересующие ее вопросы лично. Во время визита миссис Моргентау у царицы было две американских медсестры из американской общественной организации «Генри Стрит. Сеттльмент», которые инструктировали болгарских девушек о методах работы американского Красного Креста.

Моя жена была заинтересована в посещении царицы, поскольку планировала в частной беседе замолвить слово за армян. В то время вопрос о вступлении Болгарии в войну достиг критической стадии, и Турция была готова пойти на уступки, чтобы получить ее в качестве союзника. Поэтому момент для такой просьбы был весьма подходящим.

Царица приняла миссис Моргентау в неофициальной обстановке и в течение часа слушала ее рассказ о горькой судьбе армян в Турции. Большинство из того, что она сказала, было абсолютно новым для царицы. Европейская пресса по этому поводу почти ничего не писала, а если бы и писала, царица Элеонора была именно тем человеком, от которого правду попытались бы скрывать как можно дольше. Миссис Моргентау изложила ей все факты относительно положения армянских женщин и детей и попросила вмешаться. Она зашла довольно далеко и даже намекнула, что, если Болгария, которая в прошлом тоже пострадала от жестокости турок, теперь станет их союзницей в войне, это будет ужасно. Царица была очень тронута. Она поблагодарила мою жену за содержательную беседу и сказала, что немедленно разберется и решит, что можно сделать.

Когда миссис Моргентау собиралась уходить, она увидела стоящего у двери герцога Мекленбург-Шверинского. Герцог как раз в это время был в Софии, пытаясь ускорить вступление Болгарии в войну. Царица представила его миссис Моргентау. Его высочество был любезен, но выглядел холодным и уязвленным. Судя по его виду и неприязненным взглядам, временами бросаемым на миссис Моргентау, он слышал большую часть беседы. Поскольку он прилагал все усилия, чтобы Болгария вступила в войну на стороне Германии, неудивительно, что он с неудовольствием отнесся к горячей просьбе миссис Моргентау, убеждавшей, что Болгария не должна становиться союзницей Турции.

Царица Элеонора чрезвычайно заинтересовалась армянской проблемой, и болгарский посол в Турции получил приказ выразить протест. Приказ был выполнен, правда, протест ничего не дал, только вызвал сильный гнев Талаата по отношению к американскому послу. Через несколько дней повседневные дела призвали меня в Высокую Порту, и Талаат встретил меня в весьма мрачном расположении духа. На все мои вопросы он отвечал резко и односложно. Позже мне сказали, что в такое состояние его привело вмешательство миссис Моргентау и ее пламенная речь перед царицей. Но прошло несколько дней, и он снова вернул себе обычное добродушие. Болгария стала союзницей Турции.

Отношение Талаата к армянам лучше всего выражено в хвастливой фразе, которую он произнес перед своими друзьями: «Я сделал для решения армянской проблемы за три месяца больше, чем Абдул-Хамид за тридцать лет».

Глава 26

Энвер-паша обсуждает армянский вопрос

Все это время я оказывал давление и на Энвера. Как я уже говорил, военный министр был другим человеком, не похожим на Талаата. Ему значительно успешнее удавалось скрывать свои истинные чувства; обычно он был учтив, хладнокровен и безупречно вежлив. И вначале он не проявлял такую ожесточенность, как Талаат, обсуждая армянский вопрос. От первых рассказов он отмахивался, называя их дикими преувеличениями, считал беспорядки в Ване нормальным явлением и всячески успокаивал меня, заверяя, что мои страхи относительно уничтожения армянского народа ни на чем не основаны. Пытаясь обмануть меня, Энвер делал открытые признания другим людям – и это непреложный факт. В частности, он не скрывал реальной ситуации от доктора Лепсиуса, представлявшего миссионерские интересы Германии. Доктор Лепсиус был благородным человеком, христианином до мозга костей. Он знал об убийствах армян в 1895 году и уже тогда собирал крупные суммы денег, чтобы построить приюты для армянских детей-сирот, лишившихся родителей. В 1915 году он приехал снова, чтобы разобраться с армянской проблемой. Он попросил разрешения ознакомиться с докладами американских консулов, которое я ему дал. Эти документы, дополненные другой информацией, полученной доктором Лепсиусом из других источников, в основном от немецких миссионеров, работавших внутри страны, не оставили у него сомнений относительно политики турок. Он был возмущен поведением собственного правительства. Он сказал мне, что ощущает только стыд и унижение, потому что является немцем. Турки уничтожают свое христианское население, а Германия, называющая себя христианской страной, даже не пытается что-то изменить. От него Энвер не стал скрывать официальные цели. Доктор Лепсиус был потрясен откровениями турецкого политика: тот сказал ему, что у турок наконец появилась возможность избавиться от армян и они намерены ею воспользоваться.

К этому времени Энвер стал откровеннее и со мной. Обстоятельные отчеты, которые были в моем распоряжении, делали бессмысленными попытки продолжать скрывать ситуацию от меня, поэтому мы стали часто и продолжительно говорить на эту тему. Одну из бесед я помню особенно хорошо. Я уведомил Энвера, что намерен детально разобраться в ситуации, и он отвел для разговора со мной достаточно времени.

– Армяне были предупреждены, – начал Энвер, – о том, что произойдет, если они присоединятся к нашим врагам. Три месяца назад я послал за армянским патриархом и сказал ему, что, если армяне попытаются устроить революцию или станут помогать русским, я не смогу защитить их от беды. Мое предупреждение не дало результата. Армяне затеяли революцию и начали активно помогать русским. Вы знаете, что случилось в Ване. Они захватили город, использовали бомбы, разрушая правительственные здания и убивая многих мусульман. Мы знали, что они планировали восстания и в других местах. Вы должны понимать, что мы сражаемся за свою жизнь в Дарданеллах, жертвуя тысячами людей. Пока мы вовлечены в столь тяжелые военные операции, мы не можем позволить своим же гражданам нанести нам удар в спину. Мы должны предотвратить это любой ценой и любыми средствами. Скажу вам чистую правду: я ничего не имею против армян, наоборот, я восхищаюсь их умом и работоспособностью и больше всего хотел бы видеть их полноправной частью нашего народа. Но если они присоединятся к нашим врагам, как они это сделали в районе Вана, то будут уничтожены. Я очень стараюсь, чтобы не было допущено никакой несправедливости; только недавно я приказал вернуть трех депортированных армян домой – выяснилось, что они невиновны.