Трагедия
Шрифт:
Его пытали другие заключенные? Или затравленное выражение в его глазах возникло из-за того, что он истязал себя сам?
— Как долго? — спросил я. Мы оба знали, что я спрашиваю о Шеннон.
— С самого начала. — Он встретился со мной взглядом. — Я любил её с самого начала. После того, как она переехала, мы поладили. Но с ребенком и всем этим я не знал, как ты отреагируешь.
— Вы должны были сказать мне. — Не имело бы значения, что они были вместе. Он должен был знать, что у меня не было таких чувств к Шеннон. Не так ли? Я сказал ему. Не так ли? Единственная причина, по которой мы жили вместе, это ребенок.
— Мы собирались рассказать тебе. Мы просто ждали подходящего момента. — Слеза скатилась по лицу Исайи. — Я предложил ей выйти за меня замуж. Той ночью. Она сказала «да», и я выпил три бутылки пива вместо двух, чтобы отпраздновать.
Я закрыл глаза, сделав несколько вдохов.
— Тогда я убил её.
— Это был несчастный случай, — поправила мама. — Несчастный случай.
— Нет, мама. Я убил их. — Плечи Исайи опустились. — Я убил их, и я буду жить с этим.
Не только я прожил последние три года в боли и мучениях. Одна глупая ошибка стоила нам всего.
Я сбежал на свою гору и нашел прекрасную женщину. Я получил второй шанс стать отцом и жить с любовью всей своей жизни.
Но Шеннон уже не было. У Исайи не будет второго шанса.
Никакое наказание, которое я когда-либо мог бы применить, не было бы хуже, чем то, которое он наложил на себя.
Когда я посмотрел в его глаза, такого же цвета, как мои и мамины, ненависть к Исайе исчезла.
— Это был несчастный случай.
Он покачал головой.
— Нет. Я не должен был пить пиво. Я не подумал. Я наклонился, чтобы поцеловать её, и следующее, что я понял, это то, что мы летим. Тогда они были мертвы.
— Исай…
— Я убил их. Я убил Шеннон. Я убил твою дочь. — Его слова физически больно слышать. — Ты заслуживаешь ударить меня столько раз, сколько захочешь. Я тоже чертовски ненавижу себя.
Услышав отвращение к себе в его голосе это задело меня за живое. Агония на его лице была невыносимой. Я встал с дивана и пересек комнату. Мама тоже вскочила, стоя на страже, но я послал ей взгляд с просьбой довериться мне.
Исайя смотрел на меня широко раскрытыми глазами, пока я вытаскивал его из кресла за толстовку. И так же, как Пайпер делала со мной так много раз, я обнял его.
Я обнял пятилетнего мальчика, который упал с велосипеда, и выскреб дерьмо из его колена, и все потому, что он пытался не отставать от меня и моих друзей, пока мы гоняли по окрестностям.
Я обнял десятилетнего мальчика, который умолял меня помочь ему потренироваться в игре на поле перед бейсбольным матчем.
Я обнял брата, который всегда смотрел на меня так, будто я Супермен.
Исайя рухнул мне на грудь, схватившись сзади за мой свитер, и сломался. Он плакал у меня на руках, снова и снова всхлипывая извинениями.
Я прильнул к нему, удерживая его в вертикальном положении. Потому что это была моя работа. Я был его старшим братом. Я должен был быть рядом с ним. Несмотря на боль и обиды, он нуждался во мне.
Я был так потерян эти последние три года. Обнимая Исайю, я понял, что во многом мои колебания были вызваны тем, что я скучал по нему. Я скучал по нашей семье. Мы с мамой и Исайей всегда полагались друг на друга. Без них я бы просто плыл по течению — пока в мой мир не вошла прекрасная женщина и не спасла его своим волшебным тортом.
Я оглянулся на Пайпер. Она вытерла слезу тыльной стороной ладони и насухо вытерла нос, всхлипывая.
Было бы все иначе, если бы мы с Исайей поговорили много лет назад? Возможно нет. После аварии мне было слишком больно, чтобы слушать кого-либо. Единственное, что я мог сделать, чтобы продолжать жить, — это заблокировать это. Бежать и справляться с горем в одиночку. Быть онемевшим.
Затем Пайпер снова заставила меня чувствовать.
Исайе потребовалось некоторое время, чтобы взять свои эмоции под контроль. Даже тогда я подозревал, что это временно. Несмотря на всю боль, которую я чувствовал, за последние несколько месяцев она притупилась. Но Исайе все казалось таким же свежим, как и в ночь аварии.
Я отпустил его, и он опустился на стул. Мамина рука снова легла на его руку, и когда я сел рядом с Пайпер на диван, я понял, почему мама выбрала его.
Дело было вовсе не в выборе. Дело было в любви к нам обоим.
Исайя совершил худшую ошибку. Ту, которая навсегда изменила ход его жизни.
Может быть, мама знала, что я одумаюсь. Может быть, она знала, что у меня есть силы преодолеть все это. Может быть, она знала, что Исайе нужно было все, что она могла вынести.
Может быть, если я перестану злиться на них, мы все переживем.
— Позавтракаем завтра? Перкинс? — Это было любимое место Исайи, когда мы были детьми.
Мама кивнула.
— Я бы с удовольствием.
Исайя посмотрел на меня так, будто у меня выросли две головы, но в конце концов тоже моргнул и кивнул.
— Встретимся там в восемь. — Я снова встал с дивана и взял Пайпер за руку, чтобы помочь ей встать.
— Приятно познакомиться с вами обоими. Увидимся утром. — Пайпер помахала на прощание и последовала за мной на улицу. Она припарковала «Тахо» прямо за моим грузовиком, поэтому я провел её к пассажирской двери и помог ей забраться.
— А как насчет твоего грузовика?
— Я заберу его позже. Я хочу показать тебе кое-что, пока не стемнело.
Как только мы оба пристегнулись, я отвез её через весь город прямо на кладбище. Света едва хватало, пока я вел её мимо заснеженных могил.
— Там. — Я указал на надгробие.
— О, Кейн. — Её рука потянулась к сердцу. — Это прекрасно. Эти ангельские крылья. Спасибо, что привел меня сюда.
— Я хотел, чтобы ты это увидела. Я хочу, чтобы ты все увидела.
Пайпер наклонилась ко мне, обвивая рукой мою спину.