Трагическая история острова Пасхи
Шрифт:
– Зато я тебя вижу, и ты так же прекрасен для меня, как раньше.
Все более распаляясь злобой, демон принялся угрожать девушке, что он и впредь будет вредить ее возлюбленному.
– Ты можешь искалечить его тело, - сказала девушка, - но пока бьется его сердце, в нем будет жить любовь; любовь, которая живет и в моем сердце. С этим ты ничего уже не сделаешь, потому что любовь победить нельзя.
– Любовь живет в сердце?
– прошипел злой демон.
– Пусть же это сердце замолкнет навсегда!
И в тот же миг дом юноши загорелся сразу со всех сторон. Напрасно девушка пыталась погасить пламя и спасти своего возлюбленного. Дом полыхал, как большой факел, а сзади раздавался
– Любишь ли ты меня, как прежде?
– закричала девушка, надеясь, что юноша еще жив.
– Люблю, - раздался в ответ его слабый голос.
– Прощай...
– Нет, я не отпущу тебя одного!
– воскликнула девушка.
– И в другом мире мы будем вместе, также как в этом, - и она бросилась в огонь.
– Будь ты проклята!
– завопил демон и лопнул от бешенства, ибо не мог перенести того, что любовь побеждает ненависть, а добро - зло...
Эту историю часто вспоминала Парэ по вечерам, когда Кане уже спал, а она не могла заснуть. Их шалаш из ветвей деревьев и лиан, покрытый травой и широкими листьями, устланный внутри мягкими лепестками цветов, был хорош и удобен, но Парэ он перестал нравиться. Ее не покидали мысли о хаосе, воцарившемся на острове, о войне, которая, вероятно, уже началась. Наставления отца, его совет оставаться здесь, в ущелье, и ни в коем случае не возвращаться в Священный поселок, казались ей все более и более неубедительными. Как можно было жить в спокойствии, вдали от всех бед и несчастий, постигших остров, если она и была причиной этих несчастий! Парэ ни на одно мгновение не пожалела, что полюбила Кане, но она проклинала себя за то, что не вернулась к людям. Чем больше она размышляла, тем крепче становилось ее желание вернуться: вопреки словам Баиры, она надеялась, что ее возвращение восстановит порядок на острове.
Парэ давно бы ушла из ущелья, но ее останавливала любовь к Кане. Что будет с ним? Он, конечно, пойдет за ней, и тогда его могут убить. Люди скажут, что Кане - главный виновник ужасного святотатства, он соблазнил деву, посвятившую себя богам. Парэ не помнила, чтобы когда-нибудь на острове случалось подобное, - но тем хуже для Кане, его поступок становился просто неслыханным по своей дерзости. Если бы Парэ могла убедить людей, что это только она виновата, а Кане всего лишь был очарован ею! Пусть покарают ее, а его простят!.. Но Кане, как быть с ним, он не согласится, чтобы она приняла всю вину на себя и понесла наказание... Как убедить Кане, - вот вопрос, который мучил Парэ, и она не находила на него ответа.
Но напрасно Парэ полагала, что Кане спит и не слышит, как она вздыхает и ворочается по ночам. Кане притворялся спящим, а сам думал о том же, о чем и она, - только он себя считал единственным виновником несчастий, постигших остров. Точно так же, как Парэ готова была отдать себя на суд людей, это готов был сделать и Кане; точно так же, как Парэ удерживало беспокойство за судьбу своего возлюбленного, Кане не давали покоя мысли об участи своей любимой. Когда Кане слышал в ночной тишине тяжелые вздохи Парэ, то приписывал себе их причину: без сомнения, Парэ сочувствовала ему, сама не понимая, почему он переживает.
В один и тот же день Кане и Парэ приняли одно и то же решение: уйти из ущелья незаметно друг от друга. Сердце Кане сжимала смертельная тоска, когда он представлял, что покинет Парэ, и, возможно, им уже не быть вместе в этой жизни; сердце Парэ разрывалась от невыносимой боли, когда она думала, как уйдет от Кане, может быть, навсегда. Утро этого дня нелегко им далось: Кане делал вид, что отправляется, как обычно, на охоту; Парэ говорила, что собирается приготовить сегодня необыкновенный обед. Однако оба они роняли слова невпопад
Покинув ущелье, Кане быстро пошел в сторону Священного поселка, но у большого поваленного дерева остановился, как вкопанный: старуха Кахинали сидела тут, будто поджидая его.
– Остановись, Кане, Сын Большой Птицы, куда ты торопишься?
– скрипучий голос безобразной старухи был исполнен иронии.
– Подожди свою любимую Парэ, она тоже скоро будет здесь.
– Кахинали, старая ведьма, зачем ты пришла?
– вымолвил пораженный Кане.
– А, ты узнал меня!
– хриплый смех старухи смешался с кашлем.
– Странно, мы никогда не виделись.
– Есть ли хотя бы один человек на острове, который не узнал бы тебя?
– сказал Кане.
– Да, меня помнят, обо мне рассказывают и ко мне приходят за помощью в трудных делах. Ко мне, не к кому-то еще, - произнесла колдунья, осклабившись, от чего стала еще безобразнее.
– Я не просил у тебя помощи и не прошу. Зачем ты пришла?
– повторил Кане.
– И почему Парэ должна, как ты говоришь, быть здесь?
– Не торопись, Сын Большой Птицы; послушай меня, не торопись. Тебе не надо торопиться, у тебя еще есть время, - глаза старухи сверкнули.
– Я тебе обо всем расскажу, - и как знать, не получишь ли ты помощь от Кахинали, даже не желая этого... Ты идешь в Священный поселок? Не ходи, не надо, - этим ты не остановишь войну. Вождь Аравак уже познал прелесть безграничной власти; его уже опьянил запах крови, и Аравак превыше всех богов почитает теперь Бога Войны. Ты не в силах ничего изменить, Сын Большой Птицы, - не думаешь ли ты, что твоя смерть что-нибудь значит для вождя Аравака? Раньше ты был нужен ему живым, чтобы начать войну, - а сейчас он принесет тебя в жертву богам, и это только поднимет дух его воинов. Твоя смерть укрепит Аравака, сделает его войско еще сильнее; ты умрешь для того, чтобы Аравак одержал окончательную победу. Ты хочешь умереть во имя победы вождя Аравака, Сын Большой Птицы?
– старуха захихикала, прикрывая рукой беззубый рот.
– Но разве у нас нет народного суда? Разве слова старейшин больше не имеют веса?
– с возмущением спросил Кане.
Старая колдунья так развеселилась, что даже подпрыгнула.
– Народный суд? У народа нет нынче права судить. Народ отдал себя демонам, они и вершат суд. Ты отстал от жизни, Сын Большой Птицы, - если бы ты взглянул на лица судей, то увидел бы, как на них проступают демонические черты. Чего же ты хочешь от суда демонов, - правды и справедливости?.. А старейшины, - старейшины, ты сказал? О, они прекрасно устроились! Они так хорошо обслуживают демонов, что получают много больше, чем получали раньше, когда были связаны с народом. Слова старейшин по-прежнему весомы, но вес этим словам придается вождем Араваком. Тебя раздавят, Сын Большой Птицы, ты задохнешься под тяжестью слов... Я смотрю, ты растерян, твоя решимость поколеблена? Правильно, правильно... Не ходи в Священный поселок, я научу тебя, что делать. Слушай меня.
– Я слушаю, Кахинали, но не думай, что ты меня убедила, - Кане презрительно прищурился.
– Как я могу поверить, что ты желаешь добра мне и людям? Ты, которая всю жизнь сама служила демонам?
– Ты умен, Сын Большой Птицы, тебя не обманешь, - вкрадчиво проговорила колдунья.
– Если бы я была молода, я бы полюбила тебя. Не морщись, сын рыбака, ты не можешь знать, какова была моя любовь. Мужчины сходили с ума от моих ласк, исполняли все мои желания, становились моими слугами. Ах, если бы ты встретился мне тогда! Ты бы позабыл свою Парэ, - эту недотрогу, посвятившую себя богам.