Трагический исход
Шрифт:
Только когда барон задержался в холле особняка, чтобы просмотреть почту, а баронесса быстро поднялась на второй этаж, Дезире осмелился обратиться к своему хозяину:
– Новый грум, которого вы, мсье, наняли в ресторане «Лукулл», уже здесь. Сначала я не поверил ему, но потом он мне показал вашу визитную карточку, и тогда я его устроил… Я полагаю, что мсье видел его рекомендательные письма…
В словах Дезире послышался легкий упрек, но барон де Леско, увлеченный просмотром почты, не уловил его.
– Превосходные рекомендации… превосходные… Ведь мне рекомендовал его
Затем он добавил:
– Разбудите меня завтра ровно в восемь утра, я должен пойти по делам.
– Желает ли господин барон, чтобы я помог ему раздеться?
– Не стоит, Дезире. Можете идти спать!
Между тем Валентина, поднявшись в свою комнату, быстро разделась. Оставаясь задумчивой, затаенной, взволнованной до глубины души с тех пор, как она услышала в ресторане цыганскую мелодию «Страстно», баронесса позволила себя раздеть горничной, которая внимательно и усердно распустила тяжелую копну черных волос своей госпожи, причесав ее на ночь.
Она передала Валентине пеньюар и предложила оказать еще какие-нибудь услуги.
– Спасибо, – ответила баронесса. – Вы мне больше не нужны и можете уйти.
Как только горничная удалилась, барон де Леско спросил разрешения войти к супруге.
– Входите, прошу вас, – ответила она.
Барон увидел, что жена уже собиралась лечь спать.
– Извините за беспокойство, – произнес он, – но я пришел узнать, как вы себя чувствуете?
Машинально отеческим поцелуем он прикоснулся ко лбу Валентины, затем, заглядывая ей в глаза, спросил:
– Не заболели ли вы серьезно, моя дорогая?
– Слава Богу, нет, – ответила молодая женщина. – Это простое недомогание. Завтра я буду совершенно здорова…
– Спокойной ночи, Валентина.
– Спокойной ночи, Жоффруа.
Около четверти часа в особняке царила тишина. Валентина была одна на своей отдельной половине; ее спальня, будуар и умывальная комната занимали западную половину особняка и заканчивались террасой, выходящей в большой сад.
Молодая женщина поднялась с кровати, чтобы закрыть задвижку двери.
Но посреди комнаты она вдруг удивленно остановилась, подавив крик, который чуть не сорвался с ее губ.
– Боже мой, – прошептала она тихо, – вы здесь!
В смятении и испуге она всматривалась в неожиданное видение, представшее перед ней.
В этот вечер стояла очень теплая, слегка ветреная погода и, несмотря на поздний час, было душно, но не сыро.
Валентина оставила окно приоткрытым.
Именно в это окно и забрался кто-то. Он стоял неподвижно и дрожал, томясь с искаженным лицом и желая узнать, какое впечатление он произвел. Это был доктор Юбер!
На удивленное восклицание молодой женщины он ответил тревожным голосом:
– Валентина, извините меня!
Молодая женщина была слишком взволнована, чтобы тотчас ответить; инстинктивным жестом стыдливости она запахнула пеньюар, раскрывшийся на груди, затем, приблизившись к доктору, спросила:
– Что вам угодно?.. Зачем вы пришли сюда? Кто вам позволил?..
Ее глаза выражали возмущенное негодование.
И доктор Юбер не смог выдержать этот взгляд, он опустил глаза и тоном ребенка, которого бранят, униженно
– Ах! Валентина, я знаю, что поступил плохо. Уже давно я противлюсь этому чувству, борюсь сам с собой. Я позволю себе сказать и повторю много, много раз, как я вас люблю… Несомненно, я безумен, но ведь это безумие от любви к вам. Я люблю вас! Люблю!
Молодой человек задыхался. По мере того как он говорил, признаваясь в своей страсти, его голос становился более четким, уверенным, он осмелился смотреть на Валентину.
Она же немного отступила назад. Ее лицо выражало теперь скорее удивление, чем возмущение. Безусловно, в некотором отношении ее тронула очевидная искренность этого человека, который не страшась, презирая все условности света и общества, проник к ней, чтобы сообщить со всем пылом страсти и убежденности о том, что молодая женщина знала давным-давно!
Тем не менее, она возразила:
– Морис, Морис, возможно ли это? Я не верю своим глазам. Вы здесь? И таким образом… Я никогда бы не подумала, что такой галантный человек, как вы, можете поступить столь некорректно, столь дерзко.
Морис Юбер приблизился к молодой женщине, и, подавив ее первоначальное сопротивление, взял ее руку и страстно сжал. Своим низким мелодичным голосом, который, однако, слегка дрожал, он начал говорить, устремив на молодую женщину подозрительный взгляд:
– Валентина, уверяю вас, я никогда бы не осмелился принять подобное решение, если бы довольствовался тем, что продолжал вас любить, как любил вчера… даже в этот вечер… до этого проклятого обеда… Но ведь что-то произошло между нами, по крайней мере, повлияло на меня.
Таинственные и непонятные слова, произнесенные доктором, поразили Валентину.
– Что вы хотите сказать? На что намекаете? – спросила она.
Казалось, до сих пор доктор Юбер делал усилия, чтобы что-то скрыть от Валентины.
– Ради Бога, Валентина, – умолял он, – скажите мне сначала, любите ли вы меня?
И поскольку молодая женщина выразила протест, он уточнил:
– Скажите только, вы когда-нибудь меня полюбите?..
Неистовая борьба происходила в сердце Валентины.
Нельзя сказать, чтобы сдержанное и одновременно пылкое ухаживание блестящего доктора, продолжавшееся уже много недель, оставляло ее равнодушной. Но она была поражена и возмущена беседой с ним, на которую согласилась в этот вечер, с человеком, которого она принимала у себя ночью подобно любовнику.
– Полюбить вас? – начала она. – Полюбить вас когда-нибудь? Бог мой, я не смогу… Кто может сказать, что будет в дальнейшем?
Она провела руками по лбу, затем нервно сжала виски. Ее щеки, ранее бледные, теперь покрылись румянцем, кровь прилила к губам, взгляд загорелся. Она стала удивительно красивой, эта Валентина де Леско, которую парижское общество, столь разборчивое и настроенное критически, нарекло «Королевой Парижа».
И доктор Юбер упал перед ней на колени.
– Заклинаю вас, – произнес он дрожащим голосом, – снимите камень с моей души! Помогите мне избавиться от подозрения, которое не дает мне покоя с того вечера и заставляет делать столько глупостей.