Trainspotting
Шрифт:
Неожиданно Билли оглушил его ударом в челюсть. Он упал и покатился по лестнице. В конце концов, ему удалось ухватиться за перила, и он в ужасе посмотрел снизу на Билли.
Все остальные были шокированы поступком Билли не меньше, чем Джэкки.
– Успокойся, Билли, - Ленни схватил его за руку, но не сводил глаз с его лица. Ему страшно хотелось узнать мотивы его поведения.
– Ты не в себе. Джэкки ни в чём не виноват.
– Так-таки не виноват? Я долго молчал, блядь, но этот хитрожопый меня уже достал, - он показал на распростёртую
– Что тут, бля, происходит?
– спросил Нац.
Билли не обращал на него внимания и смотрел на Джэкки в упор:
– И давно это продолжается, Джэкки?
– О чём это он?
– спросил Джэкки, но его хнычущему голосу недоставало уверенности.
– Канары, ебена мать! Где вы встречаетесь с Фионой?
– Ты ебанулся, Билли. Ты же слышал, что сказала эта тётка, - покачал головой Джэкки.
– Фиона - сестра моей Шерон, бля. Ты думал, я закрою на всё глаза, сука? Сколько ты с ней трахаешься, Джэкки?
– Это было только один раз...
Биллино возмущение заполнило собой всю лестницу и проникло в сердца его товарищей. Он высился над Джэкки, как карающий ветхозаветный бог, выносящий свой приговор.
– Один раз, блядь! И кто мне теперь скажет, что Гранти об этом ничего не знал? Кто мне скажет, что его сгубило не это? Его "лучший друг", блядь, ебёт его же тёлку!
Ленни посмотрел на Джэкки, трясясь от злости. Потом он перевёл взгляд на остальных: глаза у них горели. За какую-то долю секунды они заключили между собой негласный договор.
Вопли Джэкки разносились эхом по всей лестнице, пока они пинали его ногами и волочили с одного марша на другой. Он тщетно пытался защищаться, надеясь, несмотря на страх и боль, что всё-таки останется в живых и сможет уехать из Лейта, когда этот самосуд кончится.
Слезая по новой
Общий вагон
Ох, ё-моё! Голова, как чайник, бля, я говорю, бля. Иду прямиком к ебучему холодильнику. Йес! Два батла "бэка". В самый раз. Выпиваю их одним залпом. Сразу полегчало. Но надо следить за временем, бля.
Когда я возвращаюсь в спальню, она ещё дрыхнет, сука. Гляньте на неё: толстая, ленивая стерва. Она думает, если у неё бэбик, так значит, можно валяться целый божий день, бля... но об этом в другой раз, бля. Короче, я собираюсь... лучше бы джинсы постирала мне, сучка... 501-е... где мои 501-е, бля?.. вот они. Её счастье.
Она проснулась.
– Фрэнк... что ты делаешь? Куда ты собрался?
– спрашивает у меня.
– Я ухожу. У меня дела, - говорю ей.
– Куда, на хуй, делись мои носки?..
– С бодуна на всё уходит в два раза больше времени, а тут ещё эта сука капает мне на мозги.
– Ты куда? Куда?
– Я же сказал, мне надо заныкаться, блядь. Мы с Лексо натворили делов. Больше ничё сказать не могу. Мне лучше исчезнуть на пару недель, бля. Если придут менты, ты меня сто лет не видела. Ты думала, я вожу ёбаные грузовики. Запомни, ты меня не видела.
– Но куда ты собрался, Фрэнк? Куда ты идёшь, чёрт возьми?
– Много будешь знать, скоро состаришься. То, о чём ты не будешь, бля, знать, они не смогут из тебя, на хер, выбить, - сказал я ей.
Тогда эта сукина кляча встаёт и начинает, бля, орать на меня, типа, я не могу просто так уйти. Я заехал ей по еблу, а потом выписал подсрачник. Сука падает на пол и стонет. Сама виновата, блядь, я ж объяснял ей, со мной нельзя говорить в таком тоне. Таковы правила игры, принимай их или вали на хуй.
– РЕБЁНОК! РЕБЁНОК!..
– вопит она.
Я типа передразниваю её:
– ЛИБЁНОК! ЛИБЁНОК!.. Заткни свою ёбаную пасть и не говори мне про этого ёбаного ребёнка!
– А она валяется на полу и вопит, как хуева труба.
Может, это даже не мой ребёнок, бля. И вобще, у меня уже были дети от других девок. Я врубаюсь, что по чём. Они думают, если появится ребёнок, то всё, на хер, изменится, но их ждёт охуенный облом. Я насмотрелся на этих ёбаных детей. Они как чиряк на жопе.
Станок для бритья. Вот это мне пригодится. Что-то ещё было.
Она продолжает орать, как ей плохо и чтобы я вызвал ей ебучего доктора, и всё такое. У меня нет, на хер, времени на это, и если я, бля, опоздаю, то только благодаря этой сучке. Пора съёбываться.
– ФРРРЭЭЭЭНННК!
– орёт она, когда я выхожу из квартиры. Похоже на ёбаную рекламу "харп-лагера": "Самое время улизнуть"; это про меня.
Бар кишмя кишел: короткий день, и всё такое. Рентон, этот рыжий, ставит, бля, чёрный шар, чтоб сыграть с Метти.
– Реб! Запиши меня на пул, бля! Ты чё будешь?
– я подхожу к стойке.
У Реба, или Второго Призёра, как мы его называем, нехуёвый фингал под глазом. У кого хватило наглости его разукрасить?
– Реб. Какой мудак это сделал?
– А, пара чуваков в "Лохенде". Я бухой был, - он робко смотрит на меня, как ёбаная овца.
– Имена знаешь?
– Не-а, но ты не беспокойся, я всё разузнаю, брат.
– Обязательно разузнай. Ты с ними знаком?
– Не-а, тока в лицо.
– Когда мы с Рентсом вернёмся из Лондона, бля, мы наведаемся, бля, в "Лохенд". Доузи там недавно кинули. Надо выяснить пару вопросов, бля, это уж точно.
Я поворачиваюсь к Рентсу:
– Ты готов, браток?
– Просто не терпится, Франко.
Я ставлю шары и по очереди их закатываю, оставляя этому мудаку всего две штуки.
– Можешь дрючить всяких там Метти и Сэксов, но когда за столом Ураганный Франко, можешь об этом забыть, рыжий, - говорю я ему.
– Пул - это для чмырей, - говорит он. Коротышка, бля. Если у этого рыжего чего-то не получается, он всегда говорит, что это для чмырей.
Нам пора двигаться, и нет смысла начинать игру. Я поворачиваюсь к Метти и вытаскиваю капусту: