Трамвай номер два
Шрифт:
Друзей у Освальда Сергеевича не было. Он твердо решил не иметь друзей, чтобы никогда их не терять, как он потерял однажды свою первую жену. Освальд Сергеевич плохо переносил боль и был нетерпелив.
– Упрямый мальчишка. – подумал Освальд Сергеевич.
Мальчик, словно прочитав его мысли пошел к выходу.
– Степана Разина! – объявила вагоновожатый. Мальчик вышел, за ним послушно, перебирая короткими лапами по ступеням, спустился пес и они пошли куда-то в глубину двора в сторону магазина «Океан».
– Ни друзей, ни собаки, ни машины! – думал Освальд Сергеевич, пытаясь зацепиться мыслью за свое текущее состояние, но мысль в отсутствии мальчик с собакой уже не казалась ему такой горькой и острой.
Неожиданно он почувствовал на своем плече чью-то руку и невольно вздрогнув поднял взгляд.
Перед ним стоял высокий худой детина с большой сумкой через плечо и счастливой улыбкой.
– Ваш билетик! – отчетливо произнес он и протянул руку.
– Я староедущий! – пытался отшутиться Освальд Сергеевич, но детина не реагировал на шутку и продолжал стоять над ним и улыбаться, протягивая сухую и длинную ладошку, словно вымаливая милостыню. Чем-то его лицо напомнило Освальду Сергеевичу лицо одного актера, играющего князя Мышкина в постановке местного театра. Взгляд «князя» был ясен. Освальду Сергеевичу было крайне неуютно под ним. Казалось, что детина способен видеть его насквозь, и даже устаревшую модель телефона в правом кармане, и связку ключей от дома в левом.
– Не обращайте внимания, – бросилась на помощь Освальду Сергеевичу знакомый кондуктор – это мой племянник, он идиот, я беру иногда его с собой на работу, чтобы не оставлять одного дома.
Кондуктор знала, что у Освальда Сергеевича годовой проездной и никогда не докучала ему бессмысленными просьбами о билете. Тем временем, этот маленький инцидент настолько отвлек внимание Освальда Сергеевича, что он не заметил, как трамвай миновал остановку, на которой ему предстояло выйти, и устремился в сторону старого моста через Ангару.
Мимо проплывали знакомые очертания церкви, которую Освальд Сергеевич по привычке называл планетарием.
Освальд Сергеевич вновь испытал приступ тошноты. «Посошок» бился в гортань, и просился на выход. Освальд Сергеевич, запертый в набирающем ход трамвае тоже страстно желал выйти. Путь через реку казался ему какой-то невозможной и непоправимой ошибкой, которую нужно было немедленно исправить, но чем дольше он искал выход из сложившейся ситуации, тем дальше уходил трамвай и тем отчаянней становилось положение Освальда Сергеевича.
Кондуктор понимающе смотрела на Освальда Сергеевича и кивала головой:
– А вы кажется проехали свою остановку, но ничего, выйдите на следующей и пересядете, с кем не бывает?
Слова кондуктора отнюдь не подействовали на Освальда Сергеевича утешительно. С ним такое случилось впервые. Трамвай уже достиг середины моста, откуда открывался панорамный вид на другой берег, и вокзал. Вокзал одновременно пугал и манил Освальда Сергеевича. Он манил его возможностями и пугал какой-то обреченностью. Освальд Сергеевич верил в то, что, если выйти на вокзале, тот способен поглотить его, вобрав в себя, погрузить в поезд и отправить из знакомой и привычной обстановки города в неизведанную даль, откуда он уже никогда не сможет вернуться.
Стараясь избежать непоправимого,Освальд Сергеевич заблаговременно встал со своего места и, держась за поручни, занял место у двери. Под мостом несла свои воды великая сибирская река. Освальд Сергеевич, повернувшись к вокзалу спиной, устремил свой взгляд в пологую долину, широко раскинувшуюся между двух берегов. Трамвай неумолимо переносил его на левый берег города. Вид на реку сложился в компактный, как на фотокарточке, образ города, а затем образ переплавил мысли Освальда Сергеевича в неожиданно пришедшие ему на ум стихи.
Иркутск обманчиво расслаблен,
июль – созрели лопухи.
Парят асфальт и дирижабли,
и в духоту свежо с реки.
Здесь даже камень пахнет хлебом,
сошлись здесь в споре даль и ширь.
Взгляд, поскользнувшись, взмоет в небо,
чуть зацепив за монастырь.
– Маяковская! – решительно объявила вагоновожатый и Освальд Сергеевич в ту же минуту резво сбежал со ступенек на перрон. Здесь он испытал облегчение. Остановка была ему хорошо знакома. Неподалеку, в студенческие годы, он проходил обучение на профессию проводника, чтобы потом в летние каникулы лихо колесить из одного конца страны в другой, зарабатывая себе деньги на походы с девушками по концертам, ресторанам и кино. По сути, Освальд Сергеевич никогда ни в чем не нуждался. Он даже одалживал деньги знакомым и вел счет бесчисленным должникам. Опыт работы проводником познакомил его с настоящей жизнью и оставил положительные и яркие воспоминания, сюжеты которых часто приходили ему на ум в минуты сомнений и тягостных раздумий. Он всегда мечтал уехать из города навсегда, но сам себе боялся признаться в этом.
– Не в этот раз! – решительно отбросил сомнения Освальд Сергеевич и направил свои стопы к остановке напротив, чтобы сесть на трамвай в обратную сторону. По правде сказать, Освальд Сергеевич никуда не спешил. Он сверился с расписанием в телефоне, чтобы еще раз убедиться в том, что до ближайшей лекции еще полтора часа. Освальд Сергеевич ободрился. Тошнота прошла, и он молодцеватым шагом прошелся по остановке и остановился напротив афиши, наклеенной против правил на стене павильона. «Заседание ложи вольных каменщиков» – прочел он на афише и какое-то время пытался перефокусировать взгляд, не веря собственным глазам. Нет, взгляд его не обманывал. «Ведущий заседание председатель городского отделения Годун Александр Владимирович. Вход по пригласительным билетам». Ниже мелкими буквами был указан адрес: «Маяковского 37, квартира 20».
– С ума сойти! – произнес Освальд Сергеевич. – С ума сойти! – еще раз повторил он вслух и забил адрес в навигатор. Гугл указывал на то, что до места собрания минут десять пешего хода. Время начала собрания, указанное в объявлении, совпадало со временем на часах, а значит, что если поторопиться, то он если и опоздает, то не на много. Освальд Сергеевич решительно положил телефон в карман и устремился к лестнице, ведущей по направлению к улице Маяковского. О приглашении он не беспокоился, поскольку был коротко знаком с Александром Владимировичем и был уверен в том, что его пустят и так.
Через десять минут он уже стоял у неприметного двухэтажно здания. Лишь одинокая фигура с плакатом в руках указывала на то, что в доме проходит событие общественной важности. Фигура показалась Освальду Сергеевичу знакомой, в чем он убедился, когда подошел ближе. Это был общественный деятель и борец с немецким шпионажем Семиполосников. Завидя Освальда Сергеевича, Семиполосников обрадовался, и даже выказал известные жесты приветствия, но Освальд Сергеевич изобразил брезгливую мину на лице и попытался проскочить мимо, делая вид, что не желает замечать присутствия общественного активиста. Это, впрочем, активиста нисколько не расстроило и он, притопывая на месте, громко сообщил: