Трамвай номер два
Шрифт:
На остановке было пустынно. Кроме Освальда Сергеевича стояла всего одна девочка в боксерских трусах, лицо которой показалось ему знакомым, но он решил не приглядываться, чтобы не отвлекаться от своих важных мыслей. Девочка же, напротив, разглядывала Освальда Сергеевича в упор, не скрывая своего любопытства.
Подошел трамвай. Времени до прибытия было вполне достаточно, чтобы Галя смогла догнать Освальда Сергеевича, и ему даже показалось, что он слышит ее легкое дыхание у своего плеча.
Двери трамвая отворились. На пороге стоял все тот же детина, и, перегораживая проход сумкой, требовал приобрести билет. Первой прошла девочка в боксерских трусиках, затем настала очередь Освальда Сергеевича.
Освальд Сергеевич достал проездной и предъявил его идиоту. Идиот сначала посторонился, но затем вдруг вернулся в прежнее положение и строго спросил Освальда Сергеевича:
– Дама с вами?
– Да, это моя жена – как можно более невозмутимым тоном ответил Освальд Сергеевич.
– Тогда оплатите за нее проезд.
– Боже, но у меня нет с собой мелочи. Хотите я дам вам свою банковскую карту?
– Мне нужны реальные деньги, в трамвае нет банкомата! – решительно заявил идиот.
В этот момент Освальд Сергеевич услышал за спиной шум. В сторону остановки крича и размахивая руками бежала толпа, возглавляемая невысоким человеком в фартуке каменщика на голое тело.
– Князь, миленький, – взмолился Освальд Сергеевич, – пустите, пропадем же!
– Идите пешком, здесь недалеко. Трамвай отправляется, освободите проход! – билетер сделал узкие глаза и язвительно добавил:
– Да ваша жена, кажется, не особо-то и рада поездке!
Освальд Сергеевич непроизвольно оглянулся и в ту же секунду все было кончено. Галю, словно призрак, подхватило ветром и поволокло в сторону бегущей в след за ней толпе вольных каменщиков. В последнюю секунду Освальд Сергеевич вскочил на подножку трамвая и двери захлопнулись. Лицо Освальда Сергеевича заливали слезы. Он не мог видеть, что происходило сейчас на остановке, но понимал, что творится нечто ужасное.
Неожиданно он почувствовал легкое прикосновение к своему плечу. Это была девочка в боксерских трусах, свободной рукой она набивала кулак о поручень.
– Ося, ты не забыл, – сегодня эфир «Семь пятниц на неделе». Только не заставляй меня нервничать, не опаздывай, пожалуйста.
Трамвай ехал по мосту. Освальд Сергеевич сквозь слезы смотрел на приближающие кресты планетария на другой стороне реки.
– Чкаловская! – объявил вагоновожатый.
Двери распахнулись, и Освальд Сергеевич, ни слова не говоря, вышел. К горлу вновь подкатывала тошнота, силы покинули Освальда Сергеевича и он, не отходя от остановки, присел на лавочку. Мимо прошел мальчик с собакой. Завидя рыдающего Освальда Сергеевича, мальчик остановился и сделал несколько неуклюжих шагов назад.
– Дядя не плачь, собака ваша.
Он протянул Освальду Сергеевичу поводок и вложил его в безвольно повисшую ладонь.
– Ваша! – крикнул парнишка, – Мне все-равно мать не разрешит держать ее дома! – и уже не оборачиваясь мальчик зашагал прочь.
Освальд Сергеевич взглянул на часы. Занятия уже начались. Он безнадежно опаздывал.
Часть 2. Бой с тенью.
Жизнь тем и хороша, что не терпит долгих зависаний. К Освальду Сергеевичу реальность подкралась сзади в образе его давнего приятеля и коллеги по институту Густава Марковича, у которого он был накануне в гостях, и которого сам Освальд Сергеевич в тайниках души считал виновником своего нынешнего состояния.
– Дружище, – хлопнул по плечу Освальда Сергеевича Густав Маркович, – тебя со всеми собаками ищут по всему институту, а ты тут на остановке прохлаждаешься! Что за вид, что за псина с тобой? Ты что ли аудитории перепутал? Нашел себе благодарного слушателя?
– Черт, я крайне хреново себя чувствую, кажется я безнадежно опоздал, надо звонить в деканат и объясниться.
– Не проблема, сейчас все уладим, хочешь я скажу, что тебя вызвали в следственный комитет?
– Твои шутки немного не ко времени.
– Разве? Ладно, просто позволь мне уладить этот вопрос, а потом поговорим.
Освальду Сергеевичу не хватило воли что-то возразить, и Густав Маркович отошел несколько метров от остановки и, набрав на мобильном телефоне некий номер, дал несколько коротких и отрывистых указаний, которых Освальд Сергеевич как ни старался, расслышать не мог.
Спустя несколько минут Густав Маркович с совершенно довольным видом вернулся и торжественно объявил Освальду Сергеевичу, что все улажено и они могут с чистой душой прогуляться по набережной и спокойно поговорить.
– Пожалуй, я бы предпочел сейчас посидеть где-нибудь в тихом уютном месте, – высказал пожелание Освальд Сергеевич, – но, боюсь, что с собакой нас никуда не пустят. Помнишь, как мы в студенчестве просаживали последние гроши в кафе «Уют», но там сейчас кажется не наливают.
– И не надо, – подмигнул приятелю Густав Маркович, – у меня все с собой. Я знаю тут неподалеку одну очень уютную лавочку, где нам никто не помешает. На, взбодрись немного, – Густав Маркович выудил из-за пазухи чрезвычайно симпатичную фляжечку с синей крышечкой и протянул Освальду Сергеевичу.
Освальд Сергеевич покорно взял из рук Густава Марковича фляжку и сделал пару коротких глотков. Содержимое фляжки оказала на Освальда Сергеевича заметное благоприятное воздействие. Вскоре он уже был в состоянии подняться и последовать за Густавом Марковичем по направлению к набережной, где они довольно быстро обнаружили ту самую выше упомянутую скамейку, которая действительно располагалась в весьма укромном месте, со всех сторон укрытом густой зеленью. Друзья комфортно расположились на скамейке, Густав Маркович вновь достал свою заветную фляжечку с синей крышечкой и прерванная на остановке беседа возобновилась под мерное побуликивание опорнящейся фляжки.