Трамвай в саду
Шрифт:
– Да, действительно, это очень неприятно! – согласился врач.
– Мало того – мама все время дает какие-то интервью!
– Пока теща перечисляла этим бледно-зеленым деньги, я не возражал, – вступил в разговор Леонид. – В конце концов, близкая родня, а я человек небедный, и два-три миллиона в месяц не нанесут урона моему бюджету. Но эти интервью, эти пикеты, в которых она участвует, могут причинить серьезный урон моей деловой репутации. Короче, доктор, на вас все наши надежды. Мы слышали, что вы помогаете обеспеченным людям в сходной ситуации…
– Разумеется, мы вам поможем! – воскликнул
– Обеспеченным людям, – добавил Маркиз.
– Разумеется. – Главный врач доверительно понизил голос. – Конечно, наши услуги стоят недешево, потому что мы предоставляем своим пациентам самый лучший уход. Их кормят деликатесами, которые готовит прекрасный шеф-повар, палаты только одноместные, и оборудованы они не хуже, чем номера в лучших отелях, я уж не говорю о нашем прекрасном медицинском обслуживании…
– Значит, теще будет у вас достаточно удобно?
– Не сомневайтесь! Я попрошу Марианну, свою помощницу, провести для вас своего рода экскурсию, вы сможете лично увидеть типовую палату, гостиную, где наши пациенты могут общаться друг с другом и проводить свободное время, зимний сад, спортивный зал, бассейн…
– Да, мы непременно все это осмотрим. – Маркиз удовлетворенно кивнул.
Марианна, та самая девушка, которая перед этим провела гостей в кабинет главного врача, теперь показала им клинику.
Сначала она привела Лолу и Маркиза в просторный холл, где тихие, аккуратно одетые старички и старушки читали, мирно беседовали или играли в настольные игры – в лото, «Эрудит», шашки.
– Как вы, наверное, заметили, телевизора у нас нет, – сообщила помощница главного врача. – Вацлав Владиславович считает, что телевизор – источник негативных эмоций и раздражения, и большинству наших пациентов он строго противопоказан.
– Большинству? – уточнил Леня. – Значит, не всем?
– Да, вы совершенно правы, – улыбнулась Марианна, – среди наших пациентов есть пожилой человек, который тридцать лет назад занимал весьма значительный пост в советском правительстве. Так вот, у него в палате, только для него одного, установлен телевизор, по которому в любое время дня и ночи передают новости тридцатилетней давности, концерты, посвященные Дню милиции, а два раза в сутки – программу «Время». Он, понимаете, застрял в том времени и не может спокойно заснуть, пока не узнает, что планы по выплавке молока и надою чугуна успешно перевыполнены.
В дальнем конце гостиной Леня заметил знакомое лицо.
Рвакля сидел в одиночестве за шахматной доской и обдумывал сложную партию, в которой он играл белыми. В отличие от остальных пациентов он был одет в темно-красную шелковую пижаму. В нем сейчас трудно было узнать грязного, лохматого бомжа.
Словно почувствовав Ленин взгляд, Рвакля поднял голову и беспокойно огляделся. Маркиз хотел спрятаться за пальму в кадке, но потом сообразил, что бомж не узнает в лощеном посетителе клиники своего случайного знакомого.
Так и случилось. Рвакля успокоился, сделал ход, перевернул доску и снова задумался, на этот раз над ходом черных.
Почувствовав легкое беспокойство за судьбу монеты, Леня спросил провожатую:
– Скажите, а где хранятся личные вещи ваших пациентов? Ну, скажем, та одежда и обувь, в которых они к вам поступили?
– Как где? – удивленно переспросила девушка. – Разумеется, у них в палатах. В отдельном шкафчике. Кстати, мы с вами сейчас осмотрим такую палату…
Лола была девушка наблюдательная, в том числе и за это качество Маркиз в свое время выбрал ее в помощницы. Сейчас она уловила, как Леня едва заметно вздрогнул, уставившись на человека за шахматной доской. Собственно, одно это привлекло бы ее внимание – молодых людей в гостиной было не много: этот, с шахматами, да еще девушка с длинными разноцветными волосами, открытым ртом и пустыми, словно стеклянными глазами. Девушка одиноко сидела в углу, уставившись в стену, как будто на ней были начертаны огненные письмена.
Ну, с этой-то все ясно – болен человек, не в себе. А вот тот тип в пижаме производил вполне нормальное впечатление – не дергается, не ерзает, сидит спокойно, в шахматы сам с собой играет. Внешне даже симпатичный – глаза голубые, волосы смешно растрепаны, напоминают… Лола вспомнила носовского Незнайку, который утверждал, что если мелко нарвать какие-нибудь бумажки, то это и будет рвакля. Так вот, волосы этого типа напоминают самую настоящую рваклю, за то и кличку такую он получил.
Рвакля внезапно поднял глаза и посмотрел на Лолу в упор, она едва успела занавеситься ресницами. Непростой человек. Интересно, за что он тут сидит?
Они покинули гостиную, прошли через зимний сад и оказались в коридоре, куда выходили двери палат. На этих дверях были не номера, а картинки с изображением птиц, животных и цветов.
Перехватив Ленин взгляд, провожатая пояснила:
– У нас предусмотрено все, чтобы сделать пребывание пациентов в клинике наиболее комфортным. Конечно, человеку гораздо приятнее сознавать, что он живет в комнате «синичка» или «колокольчик», чем в номере шестнадцать или двадцать три. Причем пациенты сами выбирают картинку для своей двери.
– Что-то мне это напоминает… – пробормотал Маркиз. – Ах, ну да! Когда в глубоком детстве я ходил в детский сад, у нас там тоже на шкафчиках для одежды были такие картинки. У меня, например, на шкафчике была вишенка…
– А у меня – кузнечик! – подхватила Лола, и взгляд ее затуманился от приятных воспоминаний.
– Ну, вы же понимаете, – проговорила их провожатая, немного смутившись. – Пожилые люди в чем-то возвращаются на ранние стадии развития…
– Проще говоря, впадают в детство, – уточнил Маркиз. – Ну, я это просто так, к слову. В принципе это очень мило.
– Рада, что вы это оценили. – И Марианна постучала в дверь, на которой была нарисована хризантема.
– Заходи, Люся! – донесся из-за двери старческий голос.
За дверью оказалась небольшая уютная комната, обставленная старинной мебелью. На стенах висели гравюры и фотографии в изящных рамках. За маленьким круглым столиком красного дерева сидела аккуратная старушка, лицо которой показалось Лене смутно знакомым. Старушка ела ложкой из банки вишневое варенье. Увидев посетителей, она засмущалась, накрыла банку вышитой салфеткой и проговорила: