Транквилиум
Шрифт:
– И двести лет назад они захлопнулись совсем… – наклонил голову мистер Бэдфорд. – Так?
– Н-нет… Отец говорил, что они были обрушены и особым способом замаскированы, потому что в Старом мире начались эпидемии. И с тех пор их стараются поддерживать в таком состоянии.
– Грммм… Что же, эпидемия – не самое плохое название для тех явлений, что начались в Старом мире…
– Но какие-то проходы продолжают существовать, – сказал Глеб.
– И почему ты так думаешь?
– Книги…
Мистер Бэдфорд кивнул.
– Но с людьми оттуда я никогда не встречался…
Мистер Бэдфорд снова кивнул, но Глебу показалось,
– Мы иногда принимаем беглецов, – сказал он. – Но ставим им очень жесткие условия. Во-первых, они безвыездно живут на своем острове. Во-вторых, их дети воспитываются в семьях коренных транквилианцев и с родителями до совершеннолетия не встречаются.
– Ничего себе! – ахнул Глеб. – И что – соглашаются?
– Очень многие.
– А если кто-то не хочет отдавать ребенка?
– Тогда и ребенок будет всю жизнь безвыездно жить на острове.
– Это почти ссылка… тюрьма…
– Нет. Это всего лишь карантин. Впрочем, подозреваю, что и эти строгости недостаточны, а поэтому от них можно будет отказаться.
– Инфекция проникает?
– Да. Ты знаешь – или догадался?
Вместо ответа Глеб сунул руку за отворот куртки и преподнес мистеру Бэдфорду на ладони трофейный пистолет.
Он знал, что тот удивится – но не до такой степени.
– Свет-ти! Свет-ти! Свет-ти!
Она открыла глаза. Распахнутым было окно в сад, и яркая птица на ветке топорщила перышки.
– Свет-ти!
Не птица! Это Олив сидела в глубоком кресле с книгой на коленях. Глаза ее поблескивали, но под глазами лежали синие тени.
– Ах, ты и спишь, подружка! Вставай, уже почти вечер.
– Не может быть…
– Не совсем вечер, но скоро. Торопись, нас ждет обед, а до стола еще ехать и ехать.
– Ой, подожди, я ничего не понимаю… Какой обед? Куда ехать?
– Наш общий друг Кит Вильямс час назад привез ко мне другого нашего общего друга, юного князя. Сам, естественно, куда-то умчался, успев лишь сказать, что выполняет данное тебе обещание. Князя я препоручила заботам Сью, а сама отправилась за тобой. Так что тебе обещал Кит?
– Он сказал, что мы соберемся сегодня за обеденным столом.
– Как всегда, он чересчур конкретен… Давай-ка я помогу тебе одеться, поскольку служанки твои отбывают повинность у раненых.
– Олив, ты что – думаешь, я сама не смогу?
– Сможешь, сможешь… Ну-ка, выберем, что понаряднее, – и Олив почти исчезла в платяном шкафу.
– Не ищи, я все равно никуда не поеду, – сказала Светлана.
– Отчего бы это? – глухо удивилась из шкафа Олив.
– Здесь Сайрус, он в тяжелом…
Олив вынырнула с добычей в руках.
– Я уже говорила с ним и с доктором. Сразу как приехала. Ему лучше, он вне опасности. Но ему дают опиум, чтобы он спокойнее дышал и не заболел пневмонией. Так вот, он велел тебе переехать в мою квартиру до тех пор, пока в доме будут чужие люди. И то же самое сказала Констанс. Если хочешь, спроси ее сама. Сайрус уже отплыл. Поцелуй его в щечку и попрощайся с сестренкой. А я пока сложу твои вещи.
Сайрус полуспал, полугрезил. Светлана даже не поняла, узнал ли он ее. Констанс, безумно спокойная, сказала коротко, что да, они посоветовались с доктором и решили отправить на время Светлану подальше от этого ужаса и заразы – просто на всякий случай. Поначалу думали о поместье, но тут приехала Олив и все решила. Это
Все было далеко и не в такт: Констанс говорила что-то, а думала о другом, и слишком ранний накатывал вечер, и у Олив имелись тайные планы, и сама Светлана мучилась от растроения: думать одно, говорить другое, делать третье… зачем? Тонкий муслин испуганно скользил меж пальцев.
Хочу ехать? Не хочу ехать?
Стыдно признаться – хочу.
Господи Боже мой, я почему-то не могу больше так… здесь хорошо, Сайрус, родной, но мне почему-то нужно уйти из-под этой крыши, из этих стен, из итого сада, а если я этого не сделаю, что-то случится, что-то плохое, во мне все просто вопит…
– Поезжай, – голос Констанс в тумане и тонкий печальный взгляд – как жало старой рапиры…
Я все неправильно делаю, ужасается Светлана и говорит вслух, но уже полувопросом:
– Я все неправильно делаю?..
– Все правильно, – шепчет Констанс и целует ее в лоб, и отстраняется, и глаза ее опять тусклы и непроницаемо лицо, и невозможно сказать, что проступило на нем мгновение назад.
Лошади ждут у крыльца…
Один день, один день, все в один день… Утром, ранним утром, я выстрелил в упор в человека, пожелавшего меня убить, а чуть позже, тоже в упор – в другого, только увидевшего меня… он зажал руками дыру в груди, пытаясь схватить, удержать отлетавшую душу, упал на колени – и в глазах его вспыхнуло величайшее изумление перед чем-то, уже открывшимся ему…
Да почему же такая дрожь? Ведь все уже прошло…
…чудом уцелевшая кровать в этом полусгоревшем, пропахшем мокрым дымом доме, спасибо тебе, Мередит, задвижка на двери, ох, милый, не волнуйся так, все будет хорошо, все будет хорошо, расслабься, забудься, нет ничего, нет ничего и никого нигде в мире, мы одни, только мы… вот так… вот видишь, это легко, это чудесно, это стоит того, правда? И это правда стоило того, потому что все, что бывало раньше, оказалось почти ничем: так, барахтанье, нервное и потное…
А сейчас – нет, ладошка ко рту и улыбка, обещающая что-то другое, другое… и нет ее, и только аромат…
Значит, вы говорите, форбидеры… Воспретители, воспрещающие… делающие неприступным… Могущественное тайное общество, все силы кладущее на максимальную изоляцию Транквилиума от Старого мира. И правительства обеих стран действуют с оглядкой на него… И отец – один из его руководителей… был. Да, многое становится яснее: эти полночные визиты, эти монахи, это постоянное присутствие чужих людей… и то, что весь последний год он старался держать Глеба на отдалении – а я-то, дурак, думал: бабы… Ты не представляешь, насколько ты ценен для нас, сказал мистер Бэдфорд, ведь даже самые сильные наши пенетраторы тратят сутки, а то и двое, чтобы проникнуть в теневой мир, в это промежуточное пространство… Так что будь настороже. Тот бредун, в которого ты стрелял, но не убил, потому что они носят одежду, непроницаемую для пуль (у Глеба отвисла челюсть) – он мог запомнить тебя… и я боюсь, что еще ничто не кончилось. Наши люди будут стараться быть поближе к тебе, но главное – будь внимателен сам. Если поймешь, что происходит что-то необычное – исчезай. Отца охрана не уберегла, сказал Глеб, а постоянная настороженность лишь измотала. Это так, согласился Бэдфорд, но есть одно небольшое отличие: твой отец намеренно выманивал их на себя.