Транквилиум
Шрифт:
Зачем?
Этого я пока просто не могу сказать.
И эта… охрана… будет постоянно со мной?
Обсудим с полковником. В идеале – конечно, да. Двое рядом и трое-четверо на дистанции.
Ни за что. Проще изменить внешность.
Хм… Действительно, проще. Внешность и имя. И – не расставайся с оружием. Мистер Бэдфорд сунул руку в стол, но вместо ожидаемого Глебом трофейного пистолетика вынул небольшой, непривычных очертаний револьвер. Возьми это. Надежнее и мощнее. Зарядов, правда, всего пять, но перезаряжается очень быстро, – он показал. Самовзвод – нажимаешь только на спуск. Кстати, шагов с десяти он и эту их пулестойкую одежду пробивает. Патронов с собой вот, всего два десятка, но дома есть
Под окнами, громыхая, прокатилось что-то тяжелое. Потом еще и еще… Глеб отодвинул штору. Нет, всего лишь полевые кухни…
Кто озолотится после всех этих безобразий – так это стекольщики…
Ну, а какого черта они сюда к нам лезут? грубо спросил Глеб. Им что, дома делать нечего? Мистер Бэдфорд улыбнулся печально и сказал: в определенном смысле они все – больные люди. Часть из них считает, что здесь рай и почему их сюда не пускают? А другая часть – уверена, что мы живем плохо, поскольку у нас нет многого из того, что есть там. Они просто хотят нас облагодетельствовать, а мерзкие форбидеры не позволяют, таят от народа плоды великой цивилизации, хотя вовсю пользуются ими сами… У нас действительно многого нет? – спросил Глеб. С их точки зрения – да. А с нашей? Ну… мы не летаем, например. Что? – Глеб подскочил. Они летают? Да, они очень много летают, из города в город, на другие материки, на край света, на другие планеты… ты знаешь, что такое планеты? (Глеб тупо кивнул.) На неподготовленного человека это производит впечатление, не так ли? О-о!.. Ну, а что ты скажешь, если узнаешь, что каждый межпланетный полет стоит жизни примерно ста тысячам человек, которые умирают от голода и которых можно было бы накормить на эти деньги? Ну, у нас тоже не все в полном порядке… – Глеб нахмурился. Взять Палладию: рабство, отсутствие свобод, произвол… Мальчик, не суди о Палладии, строго приказал мистер Бэдфорд, ты ее не помнишь! Но это слова отца! Вряд ли он говорил их лично тебе; а то, что ему приходилось говорить некоторым другим людям, не всегда… короче, так было нужно. Зачем? Узнаешь постепенно. Я очень надеюсь, что ты будешь с нами… Вот так.
Вот так…
Теперь он стоял у окна квартиры Олив, смотрел на темнеющую улицу, где под фонарем время от времени проходил беззаботной походкой один и тот же мужчина и чего-то ждал. Сью гремела посудой.
От запахов блюд мутился разум…
Потом раздались звонкие голоса, и они вошли – Олив и Светлана…
(Наверное, в эти самые минуты выстрелом в спину был тяжело ранен полковник внутренней службы Кристофер Дин Вильямс. Стрелявшего схватили. Им оказался тринадцатилетний мальчишка, сирота, подмастерье на канатном заводе. Ни на какие вопросы он не отвечал, и даже личность его узнать удалось случайно и от людей посторонних…)
Такие ночи самой природой созданы для безумств… И Светлана ничуть не удивилась себе, когда скользнула через холл от двери к двери, в короткой вырезной рубашке, босая, и нажала ручку, шершавую и горячую, и дверь тихо отворилась. Он стоял спиной к окну и ждал. И, с облегчением всплывая со дна, она шагнула к нему и протянула руки, без слов, спокойно и откровенно, и покорно. Много позже пришли слова…
5
Иногда остро, то к горлу, то к сердцу, подступало: такого не может быть! Не может быть так много, так сложно. Так хорошо. Не может быть – со мной…
Уже потом, вспоминая, смеялись: кажется, целую неделю не вставали с постели. По крайней мере, не выходили из спальни. Это, конечно, было не так, просто время разделилось на два потока: в одном происходили какие-то события, а в другом было только исступление. И они с радостным испугом в него погружались…
…а
– Мы идем или не идем, наконец? – возмутилась Олив. – Так же нельзя, вы проглотите друг дружку…
Она знала все, и почему-то от нее можно было не прятаться, не запираться и не отводить глаза. Начиная с того первого утра, когда она встретила их, смущенных, шампанским… Знаешь, как-то под утро пробормотала Светлана, мне иногда хочется, чтобы ты и с ней тоже… только чтобы я не знала… Я дура, да?
Выехали верхами, в обязательных масках и нарядах: огромный клюв и перистая грива были у Глеба, зеленые до пят волосы скрывали Светлану, обтянутую чешуйчатым трико, на голоногой Олив был огненно-рыжий парик и кожаный жилет – в честь тех самых «голых ведьм», против которых не устояла гвардия короля Майкла Второго (и последнего). Поэтому, кстати, день Республики со временем стали отмечать весьма экзотично…
Разряженные толпы стекались к набережной и к Театральной площади, где в полночь начинались танцы и где каждому, способному держать бокал, наливали розовое вино. Огненные драконы парили на нитях над крышами, а медные мортирки, уставив пасти в зенит, хлопали звонко – и цветные пламена охватывали небо. Кислый дым спускался после этого… Торговали буфеты, сияли витрины лавок, мальчишки с коробками на головах бросались под самые копыта, предлагая свой товар. Чопорный и верный традициям Порт-Элизабет имел два дня в году, когда забывал все и пускался Бог знает в какие тяжкие…
Все церкви были сегодня закрыты.
Касаясь коленом любимой, Глеб легонько теребил поводья, направляя свою мышасто-серую вперед, вровень с ходом прочих конных – их ехало много. Пешие старались не занимать середину дороги. Олив чуть приотстала, беседуя с кем-то в домино.
– Сладкая, – сказал неожиданно для себя Глеб, – давай уедем куда-нибудь…
Она услышала его, хотя, казалось, в этом шуме можно было только кричать.
– Сейчас? Отсюда?
– Нет. Вообще. Убежим.
– А куда?
– В Эннансиэйшн. У Олив там друзья.
– Они – друзья Олив…
– Все равно. Это красивейший город, там лучшие в мире театры, там самая культурная публика, там в каждом кафе играют оркестры, там все заросло розами, там живут люди, которым ничего особенного не нужно от этой жизни…
– А разве нам – не нужно?
– Нам нужно, чтобы нас не трогали. Чтобы о нас забыли: нет и не было. Моих трофейных денег хватит года на три не самой скромной жизни…
(В зеленом мешке, разложенные по сто в кожаные кисетики, позвякивали именно золотые соверены – Эразмус угадал верно – общим числом тысяча двести. Кроме того, там было еще пятьсот фунтов в новеньких банкнотах, глядя на которые полковник Вильямс и мистер Бэдфорд одинаково покачали головами и сказали, что это, надо полагать, подделка, но более точная, чем оригинал. Пока что банкноты сданы были в банк, и банкиры должны были решить, как быть с ними дальше).
– Наверное, тебе не надо было их брать вообще, – сказала вдруг Светлана.
– Почему, хорошая моя?
– Не знаю… Я их боюсь. Они какие-то… нечистые. Притягивают… зло. Как громоотвод – молнию…
– Ты это серьезно?
– Да, мне… как-то внезапно показалось. Сначала я обрадовалась, ты же знаешь…
– Значит, нужно поскорее их истратить. Давай купим яхту. Я выучусь на капитана, а ты будешь…
– Носовой фигурой, – засмеялась Светлана.
– Специальным помощником капитана, – возразил Глеб.