Трансгалай (сборник)
Шрифт:
— Летим к югу, — сказал Симеон. — Я точно помню, что там есть горы. Мы там были в прошлом году.
По палубе скользнул легкий ветерок.
— И ветер попутный! — обрадовался корабельщик и поторопил рулевого: — Ну, что ты там копаешься? Поворачивай к югу!
— Руль не слушается! — натужно отозвался рулевой.
— Долетались! — растерянно сказал Симеон, глянув искоса на богатыря. — Мы теперь одному ветру подвластны! Даже на землю опуститься не сможем!
Илья сел на дубовую скамью: вот и случилось!
— Не бойся, Илья, — по-своему понял богатыря корабельщик. — Когда ни то приткнемся к горе, бросим якорь и починимся. Одно хотел бы знать — что за нечисть корабль повредила?
А в облаках над Летучим Кораблем развились неугомонные: в стороне от парусника тянул в сторону горнoй ряды перепончатокрылый китайский дрaкoн; промчались в сторону синеющего на горизонте моря две соблазнительно голых ведьмы, и запоздавшая Баба-Яга укоризненно сплюнула при виде ведьм, погрозила хохочущим красоткам костлявым кулаком и медленно спланировала в самую чащу раскинувшегося внизу леса.
Симеон тронул богатыря за плечо.
— Беда бедою, — невесело пошутил он, — а обедать надо. Закусим, чем бог послал, Илья Иванович?
— Ну, что ж, — Муромец встал, оглядел проплывающие под кораблем просторы. — Угощай, корабельщик, воздушными разносолами!
17. АЛЕША ПОПОВИЧ
Город винтообразно поднимался по склону горы к вершине.
По узкой тропе невозможно было проехать на коне и богатырю. пришлось спешиться. Окрестности города заросли сорной волчец-травой и среди травы копошились всяческие гады, похожие на копны сена: одни свистели, другие шипели, третьи испускали студеный холод. Заметив богатыря, все это воинство обратилось в бегство.
Алеша подошел к великому по размерам змею, что лежал вокруг города и спал. Через змея была положена лестница из кипариса и по лестнице той было три надписи на разных языках и на русском гласила: «Вступай смело!» Попович вступил на лестницу и вошел в город, в котором не было жителей. Ворота в церковь трех отроков были открыты.
Богатырь привязал на площади коня, вошел в церковь и она наполнилась благоуханиями и дымами. В глубине церкви кто-то пел заунывно и невесело. Попович, пошел на звуки и вышел в зал. На столе белого бархата лежали гусли, дубинка, ковер диковенный и сапоги с высокими голенищами.
За столом сидел чернец и внимательно разглядывал лежащие перед ним предметы. Вид у монаха был растрепанный и все его поведение свидетельствовало о сильнейшем душевном волнении.
Иначе зачем бы чернецу смеяться и постукивать себя по лбу?
— Безумец! — сказал чернец отсмеявшись. — Хотел я алгеброй гармонию проверить… Проверил. Ну и что? Сапоги-скороходы. Видно, что сапоги. А почему скороходы? Какие свойства обуславливают скороходность данной пары сапог? Фасон обыкновенный, материал тоже, а скорость необычайная. Бред какой-то! Или дубинка-самобой. Из дуба рублена, на земле таких дубинок — пруд пруди. Что ее в воздухе держит? Что обеспечивает избирательность и прицельность удара? Глаз-то она не имеет! Что же обеспечивает ее самобойность?
Попович изумленно слушал чернеца. Диковинные слова тот говорил, диковинные дела измысливал.
— Ведь действует все, действует! — чернец вскочил на ковер, взмыл на нем в воздух, описал круг по залу и вернулся на место. А как действует? У птицы крылья есть, они ее в воздух поднимают. А что заставляет летать эту старую тряпицу? И шерсть обычная и краски простые, а — летает!
Чернец уселся за стол, потянул к себе зазвеневшие гусли:
— Самоплясы… Я понимаю, что они играют. Но каким фокусом они народ заставляют плясать?
Он тронул струны и гусли заиграли сами по себе. Попович почувствовал, как непреодолимая сила сгибает одну его ногу, другую, выворачивает неестественным образом руки… и богатырь против
— Жизнь свою положил, чтобы разобраться почему ковер-самолет по небу летает, сапоги-скороходы куда хочешь несут, почему дубинка-самобой по твоему желанию любого оттузит, а гусли-самоплясы людей танцами насмерть замучить могут…
Музыка оборвалась и оба рухнули на скамью, судорожно дыша и переводя дух.
— А ты кто такой? Как попал сюда? — спросил чернец изумленно.
Спустя час оба сидели за Скатертью-самобранкой и чернец, звонко хлопая по кольчужному богатырскому плечу, объяснял Поповичу:
— Убил я на постижение сути волжбы всю свою жизнь сознательную. И что же? Все неясно по-прежнему; гусли играют, дубинка меня однажды чуть насмерть не захлестала, с ковра-самолета едва не упал. Вижу, что все это на деле существует… Но почему? Вот вопрос! До сути хочется проникнуть, до естества самого! — за разговорами чернец не забывал подливать в чаши душистую медовуху и становился с каждой выпитой чашей все косноязычнее и загадочней.
— К примеру, ковер-самолет. Садись и лети. Только думать успевай. А как он дорогу находит? Откуда знает куда нести? А, кто ответит?
— А зачем тебе это? — удивился Попович. — Я полагаю, что чудо оно и должно оставаться чудом. Чудо действует пока его изучать не начинают. Как начнут изучать и раскладывать, тут чудо и кончается!
Он подлил в чаши напитка. Рядом с чашей чернеца лежало кресало. Попович попробовал высечь огонь. Чернец очнулся:
— Положь кресало на место! Полцарства спалишь!
— Моложе меня целые царства завоевывали! — обиделся Алеша.
— Государство завоевать и молокосос сумеет. Все завоевания от незрелости ума и души.
Попович положил кресало на место.
— А ты прав, богатырек, — сказал вдруг чернец. — Получается, что сижу я здесь, а настоящая жизнь стороной проходит. Кто со злодеями сражается, кто злато стяжает, кто любови рад, а у меня вместо жизни видимость одна. Знаний накопил… А что мне с ними делать? Вот ты меч-кладенец ищешь? А знаешь ли ты его историю? Сделан он по повелению царя Навуходоносора в Вавилонграде. Когда царя не стало, стал править страной его сын Василий. И пошли на город походом многие великие цари с полками своими. Прослышали они о смерти царя Навуходоносора и пришли своей поживы искать. Царь Василий приказал своим воеводам биться, но неравными были силы. Пришли тогда воеводы и князья царю челом бить. «Вынь, государь, аспид — меч отца своего и защити нас и царство Вавилонское от нашествия царев иноплеменных.» Царь Василий им говорит: «Не помните разве, что заклят меч отцом моим до скончания веков и не повелел отец его вынимать из ножен?» Многими просьбами склонили царя вынуть меч. Снарядился он в доспехи, привязал меч к бедру и выехал из города на помощь войскам своим. И как соединился он с войском, решив биться, в тот же час меч-самосек выскочил из ножен и отсек царю Василию голову, и царей великих посек с войсками их, а с ними и все вавилонское войско, и женщин, и детей, и скот их. Опустел тогда великий город. Пришел тогда мастер, что меч выковал, взял он самосек и зарыл его под Поклон-горою на веки вечные. Наложил он на меч заклятие, что нельзя самосек для злых дел использовать, но в память о безвинно сгинувших жителях вавилонских постановил он, что тот, кто меч достанет для защиты Родины своей или иного правого дела, не пострадает более, а непобедим будет, покудо пользоваться мечом будет в целях праведных; в противном же случае много бед тот меч принести может…