Трансгалай (сборник)
Шрифт:
— Все бы тебе шутить! — укоризненно сказала щука. — А я к тебе человека по делу привела!
Илья принялся расспрашивать Симеона о дороге к Поклон-горе.
— Поклон-гора… — раздумчиво сказал корабельщик. — И название знакомое, а в списках моих не значится…
Пока богатырь разговаривал с корабельщиком, а щука блаженствовала на мелководье, из зарослей камыша вылез волосатый и бугристый от мышц водяной, спустился к стоящему у отмели кораблю и принялся возиться у его руля, проделывая непонятные манипуляции.
— Да что гадать-то, — сказал Симеон. — Корабль
— Летим! — решительно согласился Муромец. — Русского витязя ничто испугать не может!
— Вот и складненько, — высунула Из воды свое рыло щука. — Богатырям — путь неблизкий, а мне к Емеле пора.
— Бросила бы ты его! — с сердцем сказал Муромец. — Ведь ты из него приживальщика вырастила!
— Пропадет он без меня, — сказала щука. — А я уж к нему и привыкла!
Выплыла щука на быстрину и принялась глядеть, как богатырь коня на корабль заводит.
Плавно распустились белые паруса, надулись от ветра, и Летучий Корабль медленно и величаво поднялся в воздух.
— Спаси вас бог, касатики, — прошептала щука и, ударив хвостом ушла на глубину.
Щука не видела, как от уже высоко поднявшегося корабля отделилась и камнем понеслась к воде неуклюжая мохнатая фигурка, ударилась больно о воду и застыла на поверхности волосатым островком.
И на Летучем Корабле никто не заметил случившегося.
14. АЛЕША ПОПОВИЧ
Коротка сказка, да долог путь богатырский.
Расставшись с колдуном, ехал Попович по земле русской среди дубрав зеленых, степей широких да гор высоких. Встречались ему путники да калики прохожие, но никто не мог указать богатырю дороги к Поклон-горе.
В странствиях и узнал Попович, что обрел он дар случайный да благодатный. С глотком похлебки змеиной стал он понимать языки птиц и зверей, и гадов лесных и степных, и трав, и рыб бессловесных. Аи да похлебку сварил колдун!
Вечерами у костра беседовал богатырь со своим четвероногим другом.
Был тот еще жеребенком украден из конюшни далекого степного богатыря и пять лет денно и нощно провел в услужении у злобного колдуна. Подрядился Болош перед Кащеем Бессмертным погубить богатыря русского, да понадеялся на двух своих злых и коварных жеребцов, отпустил Поповича в целости и тайну похлебки змеиной не сохранил. К Кащею же идти боится — у злой силы всем неудачам один ответ — смерть! Вот и рыщет Болош волком лесным по следам богатырским, выжидая удачливый час для нападения. Стрелы простые да меч богатырский ему не страшны.
Опасна ему лишь стрела, изготовленная из ростка терпи-дерева, что пробивается из земли за час до дождя с градом. Знал бы Болош, что Попович такой стрелы не имеет, напал бы давно на витязя. Но знает колдун, что тайна эта коню ведома, боится колдун, что с подсказки коня Попович такой стрелою уже завладел.
Клянет себе Болош, что не распознал в батраке
Ясным днем, когда солнце уже близилось к победью, выехал Попович в чистое поле. Видит богатырь — у леса близкого деревущка стоит, вокруг поля засеяны, в чистом поле старец стоит, посох в руках держит.
Катится к старцу от горизонта черная точка. Приблизилась — стала всадником на сизом коне. Закричал всадник старцу: — А ну, пропусти!
— Не пущу! — твердо отвечает тот.
Вскрикнул всадник отчаянно, повернул коня и исчез.
Видит Попович — близится от горизонта белая точка. Стала ближе — обернулась всадником на белом коне. Закричал всадник звонко и весело:
— Старец, пусти!
Убрал старец посох, обернулся всадник белой тучею и пролился над полем чистым дождем с градом.
Потемнела земля, а у ног коня богатырского зазеленел длинный стебель, вытягиваясь в одночасье к небу.
Топнул богатырский конь, ударил копытом.
— Гляди, Алеша, вот оно — терпи-дерево!
Изладил богатырь из длинного побега стрелу с каленым стальным наконечником, приладил оперение из гусиного пера, покрасил его в красный цвет, чтобы стрела приметней была, и вложил ту стрелу в колчан.
Веселее стал мир после дождя. Въехал Попович в лес, дождем омытый, а на старом высохшем от времени дубе стрекочут двеболтливые сороки:
— Гляди, кума, богатырь!
— Тоже видать на Поклон-гору идет!
— Вот глупый.
— Да не он, кума, глупый, а Кашей хитрый. Обманул проклятый богатырей. На погибель свою одни едут. Даже если меч-кладенец раздобудут, не спасутся тем мечом от Кащея.
— А говорят, что владеющий тем мечом непобедим!
— Простым людом непобедим, — согласилась вторая сорока. А для Кащея Бессмертного, что кладенец, что простой меч. Далеко за морями его смерть запрятана.
— Тише, кума! — упрекнула болтушку собеседница. — Не ровен час Кащей или его прислужники услышат! Хорошо если без хвоста останешься, хуже — жизни лишишься!
— Кто ж меня услышит в дремучем лесу? Соглядатаи Кащеевы лесов стерегутся, богатырей опасаются. Кому охота за чужого дядю жизни лишаться? Ты слушай. Есть на море-окияне остров, прозываемый Буяном. На том острове одинокое дерево растет, наши его дубом называют, но правильно дерево то пальмой прозывается. На дереве том висит сундук, в сундуке — зверь невиданный с четырьмя руками и без ног, в нем утка сидит, в утке той — яйцо, а в яйце том и запрятана кащеева смерть…
Трррр! — испуганно застрекотала сорока и рванулась, оставляя в зубах у подкравшегося волка длинные черные перья. Волк почувствовал взгляд человека, обернулся к богатырю, уставился на него зелеными глазами и лапы поджал для прыжка. Сама оказалась стрела заветная в руках богатырских! Свистнула тетива, запела стрела, опрокинула на спину оборотня. Забился волк со стрелою в боку, все пытался вырвать ее из тела, а потом вытянулся, глаза его остеклянели, и обернулся волк колдуном, Застыл цыган Болош на траве, глядя в небо неподвижными и злыми глазами.