Травник
Шрифт:
— Конечно нет, но пойми, таковы правила! Мне искренне тебя жаль и есть желание помочь, но… — он замолчал, выжидающе на меня посмотрев. Не дождался закономерного вопроса и продолжил: — Та неприятность, в которую ты угодил вызвала широкий резонанс. Да еще так совпало, что князь требует приструнить всех, кто совсем уж вышел за рамки дозволенного. Тебе предлагают компенсацию и надеются, что ты проявишь благоразумие и подпишешь протокол с нужными показаниями.
— И какую поставлю подпись? — хмыкнул я.
— На выбор, — подвинул он ко мне картонную папку, на которой крупно
— Это все, кто погиб в том ДТП? — поразился я стопке удостоверений личности.
— Нет, верхние три, остальные за прошлые года, но родственников не нашли, — пояснил главврач.
Мне на выбор предложили два варианта. И каждый из них плохо пахнет. Опять-таки, моя личность окажется засвеченной, клану Сергееву буду неугодным в любом случае, как-никак свидетель, который может изменить показания и покаяться. Черт! Уже середина августа, скоро сентябрь, а там и до холодов рукой подать. Моих средств надолго не хватит, гостиницу или квартиру снимать дорого. Впрочем, я не собирался в большом городе останавливаться.
— И чего молчишь? Вариант неплохой, — устало сказал главврач.
— Но с таким подходом я родню не отыщу, — посмотрел на удостоверение личности молодого парня, весело улыбающегося с фотоснимка, и вдруг отчетливо осознал, что не смогу взять ни одни из этих документов. Это все равно что предать самого себя. — Если посодействуете и выправите новые документы, — протянул доктору папку, — то под протокол заявлю, что не помню момента аварии. Готов подписать любые бумаги.
— Но не своей подписью, — прокомментировал Илья Федорович и вновь постучал ручкой по столешнице. — Мне эта ситуация не нравится, но пойми, нас, если захотят, пережуют и не подавятся. Ладно, иди и до утра подумай, завтра поговорим.
Попрощавшись с главврачом, я отправился в процедурную, отчетливо понимая, что из больнички необходимо делать ноги. Если завтра гипс решили снять, и это произойдет на день раньше, то ничего страшного не случится. На утро меня в больнице быть не должно!
— Да что ж вы за изверги?! Разве так можно?! Прошу, помогите вы ей! Девочка три недели мучается. От таких же симптомов ее брат умер, а вы ничего не делаете! — кричит на Семена Петровича, врача, который тут один из лучших, усталая женщина.
— Поймите, в вашем случае официальная медицина бессильна. Переливание крови не поможет, мы можем только облегчить страдания, — с сочувствием отвечает врач. — Если бы мог хоть что сделать, то, не сомневайтесь, приложил бы все силы.
— А может это все из-за того, что у нас нет денег и мы из деревни? — устало произнесла женщина.
Почему меня зацепил этот разговор? Где-то на краю сознания какая-то неосознанная мысль мелькнула. Или из-за того, что натура травника не далеко от целителя ушла? Кстати, Семен Петрович про последних что-то женщине говорит и какие-то астрономические суммы называет. Слушать не стал, решил познакомиться с больной и посмотреть, что у нее за проблемы. Бочком прошел в процедурную, где на топчане лежит девочка годиков четырех на вид и
— Ты кто? — спросила девочка, подняв на меня свои большие глаза.
— Больной, лечусь тут, — поднял я руку в гипсе. — Слушай, а ты чья будешь? Вроде никогда тебя не видел. И еще, где тут больная-то, чья мать в коридоре с доктором спорит?
— Я и есть больная, — тяжело вздохнув, ответила девочка. — Тут еще никогда не была, а доктор он хороший, понимающий, сделать только ничего не может. Маму очень жалко, одна она останется, совсем одна. Хотя, может Лай и Барсик ее немного утешат, когда меня не станет.
— А это кто? — сглотнув непроизвольно возникший ком в горле, спросил я.
— Ты про Лая и Барсика? Неужели непонятно? Это наша собака с котом! — осуждающе посмотрела на меня девочка.
— Понятно, — кивнул я и присел рядом с ней на кушетку. — Скажи, а почему ты во взрослой больнице оказалась?
— Как заболела, так мы уже много, где побывали, — ответила та и на ее глазах выступили слезы.
— Ты чего? — забеспокоился я.
— Очень больно, но скоро все пройдет, маме не говори, — прошептала та и закусив губу свернулась калачиком.
Погладил ребенка по голове, по ее вьющимся русым волосам и направил часть своей энергии для диагностики и обезболивания. Неожиданно, но обратная связь не сработала, однако, девочке стало лучше.
— Странно, боль еще есть, но не такая сильная, — удивился этот мужественный ребенок. — Обычно она проходит полностью. Неужели наступает момент, когда мне как брату будут колоть наркотики, чтобы сильно не кричала?
— Все будет хорошо, — улыбнулся я ей и подойдя к стойке с медицинскими инструментами, взял ножницы для снятия гипса.
Собственно, за этим-то медицинским инструментом и направлялся. Конечно, рассчитывал упросить медсестру помочь. На дежурстве Лариса, девка та еще и редко читает назначения врачей, больше приходит потрындеть, да глазки построить. Однажды мне так и заявила:
— Нормальный ты парень, не будь настолько загипсованный, то обязательно с тобой покувыркалась!
— Так в чем проблема? — хмыкнул я ей в ответ. — Кое-какие функции выполнить могу, там переломов нет.
— Не, ты же толком и приласкать не сможешь! Пойду на третий этаж, там бравый майор с язвой лежит и готов к труду и обороне! — весело рассмеялась и только полы халатика взметнулись, оголяя стройные ножки.
Да, больница живет свое жизнью. Флиртуют медсестры, образуются короткие связи. Кто-то с кем-то ссорится, ругается, плачут родственники, благодарят врачей за спасение своих близких. И даже не помеха облезшие стены и давно не делавшийся ремонт.
— Ты чего там делал? — поинтересовался Семен Петрович, с которым столкнулся в дверях процедурной.
— Лариску искал, — честно признался я.
— Она где-то бегает, — покивал задумчиво врач. — Ничего так и не вспомнил? Боли еще есть?
— Нет, — отрицательно мотнул головой.