Треба
Шрифт:
— Даже из огня? — удивлялась Арма.
— И из огня, — кивала Хуш. — Точно так же, как и огонь получить из воды. Но это очень трудный путь. Глупо лезть на вершину яблони, если яблоко висит над головой. Поверь мне, девочка, для маленького дождика достаточно той воды, до которой ты можешь дотянуться ручками. А если ты сумеешь охватить хотя бы полсотни шагов над головой, под ногами в земляные глубины и в стороны, то получишь столько воды, что, не умеючи плавать, можешь и захлебнуться. Только для этого тебе потребуется не одна, а десять капелек крови. И после колдовства сильная головная боль тебе будет обеспечена.
В этот раз она пролила больше десяти капель. Много больше. То, что она задумала, то, что мгновенно пришло ей в голову, испугало ее саму, именно поэтому она скрестила мечи, потому что если что и могло удержать ее на поверхности чудовищного морока, заполнившего собой всю Запретную долину, то лишь сила клинков, которые были древнее самой Салпы, да крепкие руки зеленоглазого воина, которого она искала так долго. Она опустила лицо к земле, вдохнула мертвой пыли, чихнула, засмеялась и отворила всю ту силу, до которой могла дотянуться, произнеся на каком-то древнем, может быть, неведомом никому теперь в Салпе, кроме нее одной, языке, одно слово:
— Вода!
И мрак поглотил ее с головой.
Глава 17
ПАГУБА
Их снова стало девять. Арма поняла это не сразу. Сначала через мрак пробился его голос. Он говорил разное, но она уловила лишь обрывки — «Молодец, умница, если бы не ты, нет, не сестра». Последнее она услышала несколько раз, но вынырнуть из мрака заставило не это, а вопрос:
— Скажи, ведь на самом деле ты ничего не будешь должна мне там сказать? И мать тебе ничего не передавала? Это уловка, чтобы быть рядом? Знаешь, я рад этой уловке. Рад тому, что ты здесь. А в Анде ты скажешь мне что-то важное, но простое. Например: «Ты — молодец, Кай» или «Ты все правильно сделал». Или что-нибудь похожее. Ведь так?
И она забилась в теплом и уютном мраке и начала рвать его на части и выбираться вверх, где светло, но холодно и неуютно. И все это только для того, чтобы сказать:
— Нет.
Она вынырнула, но сказать ничего не смогла, только успела разглядеть покачивающуюся и хлюпающую под ногами залитую водой выжженную степь, фигуры идущих впереди, сочла силуэты до семи и вновь провалилась во тьму, пытаясь понять, почему же семь, когда должно быть десять? Ведь говорил кто-то, что их осталось десять против десяти? Почему же семь?
Во второй раз она пришла в себя, когда под ногами идущих уже не было грязи, а вновь шуршала трава, но не мертвая, а живая. И птичка голосила в кирпичном небе, и даже стрекотали кузнечики, и зной забивал ноздри цветочной пыльцой. Она шевельнулась, поняла, что силуэтов не семь, а девять, не посчитала себя и Кая, и захотела встать на ноги.
— Привал! — скомандовал Тару.
Зеленоглазый опустил ее в душистую густоту травы, но она сразу же зашевелилась, встала, шатаясь от слабости, поняла, что время уже за полдень, что вокруг холмы и овраги, и выжженная степь рядом, потому как чернеет на горизонте полоса за пятнами крохотных озер и лентой затянутой камышом реки. Сил хватило отойти за низкий кустарник, чтобы привести себя в порядок, но возвращалась она, уже едва ли не падая, но все-таки дошла. Села на траву и только после этого стала
— Шип, — сказал Тару и поклонился Арме, прижав корявую ладонь к груди. — Шипантахи. Может, он и не понимал ничего, хотя слишком много знал, на мой взгляд. О переходе через бездну ветров так уж точно. Да и уж больно удачно съехал с коня на предплечье Шалигая, но чего уж теперь? Будем думать, что он ничего не понимал. Теша настаивает, что ничего не понимал. А с мугайкой спорить — гиблое дело. Это я только теперь понял. Нас тогда здорово припекло. А Шип вроде как с ума сошел. Теше так показалось.
— Он ревел сначала, — сказала Теша, осторожно прикасаясь к ожогам. — А когда мы одеялом накрылись, вдруг стал хихикать. Еле слышно. Я даже думала, что он дышит так, но дыхание было отдельно, а хихиканье отдельно. Я его лоб потрогала, он не был горячим. Он был раскаленным. Я даже руку отдернула. Но тут же подумала, что жар у него. Да и так пекло сильно. Я хотела ему воды дать, а он вдруг выбил из рук у меня фляжку. Даже руку обжег. Вот. — Теша показала перевязанное тряпицей запястье. — А потом вдруг закричал…
— Не вдруг, — продолжил Тару. — Я, правда, хихиканье не слышал, уши не те, мне хрип слышался. А когда ты крикнула что-то, и почти сразу хлынул ливень, тут оно и случилось. Вон Теше лицо обожгло, а мне бок припалило, тоже намазался этой дрянью смоляной. А ведь хорошо заживляет! Ты посмотри на лицо зеленоглазого, будто только что от скорняка, кожуру на личине поменял, как десять лет сбросил.
— Пятнами, — пробормотал Кай. — Где сбросил, а где висит еще пока.
Тару захохотал, а Арма окинула взглядом улыбающихся спутников и снова посмотрела на Тешу.
— Когда дождь начался, он рассвирепел, — вздохнула Теша. — Поднялся. Быстро поднялся, как взрослый человек. Ростом стал как взрослый. Я метнулась к нему, но он ударил меня ладонью, даже не ударил, а махнул только и обжег лицо. Он сам стал как пламя. Одеяло, которым я его накрыла, пылало у меня на ногах. И я…
Теша осеклась, налила глаза слезами.
— Она ударила его копьем, — проговорил Шалигай. — Я видел. Пошевелиться не мог от ужаса, но видел. Глупо было умереть, не видя, отчего умираешь. И я смотрел. Она ударила его снизу в живот.
— И? — спросила Арма.
— И все, — пожал плечами Тару.
— Чары развеялись, — хмыкнул Эша. — Шип, через которого явил себя сиун Огня — Агнис, исчез. Огонь спал. Да и дождик ты наколдовала такой, что он еще час хлестал. Мы в этой яме промокли все, потом еще полтора дня грязь месили, выбирались с пожарища. И зеленоглазый тащил тебя все время один. Никому не дал.
— Один? — растерялась Арма. — Полтора дня?
— Один, — кивнула Илалиджа. — И полтора дня. С ума сошел. Но это я еще в той мокрой яме поняла. Над нами сиун поднимается, а вожак, вместо того чтобы сразиться с ним, колдунью трясет и кричит: «Арма, Арма!»