Треба
Шрифт:
— Что тогда? — спросила Арма, все пытаясь высмотреть хоть какой ориентир на плоской степи. Горизонт вытянулся в линию, ни холмика, ни деревца, и всюду стояла стеной чуть ли ни по грудь сухая трава, словно вовсе не знала дождей степь, или так и было задумано — поднять стебли, высушить да ждать удара молнии, чтобы обратить десятки лиг в черную плешь.
— А вот и не знаю, — сокрушенно развел руками Тару. — Раньше я на пустотников рассчитывал, они трое целой армии стоили, а теперь только Илалиджа осталась. Как она с мечом? Да и по-любому — баба.
— И я баба, — скривила губы Арма.
— Это ничего, — погрозил ей пальцем старик. — Главное, чтобы мужик не был бабой, а самой бабе или такой девке, как ты, почтение и поклон. Да и Теша не яблочко-паданец. То, что надо.
— И Илалиджа то, что надо, — уверила старика Арма.
— Увидим, — пробормотал Тару и, обернувшись, окликнул ковыляющего сзади Эшу: — Приятель! Ты же говорил, что магии здесь густо, как воды в ливень, в воздухе висит! Чем твоя магия поможет, столкнись мы с какой мерзостью? Тут ведь где-то и палхи бродят, и мертвых воинов у того же оракула еще предостаточно, и орда лапани за Каем гонится, да и Сарлата еще не избылся! Может быть, наколдуешь что? Или будешь все кинжальчиком тыкать?
— Мой кинжальчик подлиннее некоторых мечей, — огрызнулся, вытирая со лба пот, Эша. — А колдовство времени требует. Это раньше маги как мечники умение вострили. А на голоде как его навостришь? Сейчас в Салпе магии учиться, что в Холодных песках плавать. Эх, будь я помоложе да порезвее, кое-что смог бы. Подожди, старик, вот освободим Салпу, разнесется магия окрест, тут же появятся тебе и боевые колдуны, и тайные маги, и ведуны. Все будет.
— Вот уж избави Пустота от тайных магов, — сплюнул Тару. — Я шаманов-то лапаньских чурался всегда, а ты про магов говоришь!
— Шаманы ведь тоже на голодухе такими стали, — объяснил Эша. — Магии нет, а шаманить надо. Так что им делать? Или извлекать магию из песка да из корней древних деревьев, в которых она столетиями копится, или кровь проливать. Или вот еще древние реликвии пользовать, вроде того же истукана мейккского. Ну, которым Кай перевал открыл. Еще, говорят, бывали каменные ножи из древнего города на реке Натте, бусы там, перстни, сосуды. Для хорошего шамана такая магическая штучка, да еще и с выдержкой в пару тысяч лет, как ларь с золотыми для торговца. Только нагибайся да доставай.
— Из-за этого, что ли, лапани за Каем идут? — спросил Тару.
— И из-за этого тоже, — кивнул Эша. — Но не только. Никто ведь не убегал еще из подземелий Асаны. Никто и не пытался. Вернут они зеленоглазого, словно и не было побега. А не вернут, тут же отыщутся те, кто последует его примеру.
— Я, кстати, — проскрипел Тару, — всегда спросить хотел. Ну, про подземелье это, в Асане которое. Они ж, по слухам, роют там во все стороны, отчего же никто не прорыл себе выход и не удрал?
— Копать много придется, — ухмыльнулся Эша. — К тому же вокруг шатры, лапани хорошо слышат, или я должен тебе о лапани говорить? Да и нельзя прокопать. У лапани всюду уши. И среди заточенных не все сидельцы по приговору совета шаманов, есть и те, кто по особой надобности вниз спущен.
— Это как же? — не понял Тару.
— А вот так, — сплюнул Эша. — Всегда есть особая надобность. И всегда найдется кто-то, кто будет служить ей. Салпой, мой дорогой, не Пустота правит. Пустота только проверки устраивает да кровь отсасывает. А правят те, у кого сила, богатство, кого другие боятся. Так что шагай, Тару, и если ты никому не служишь, то оглядывайся по сторонам и за других заклад не давай.
— Не плюй, — предупредил старика Усанува.
— Это еще почему же? — подбоченился старец.
— Воды мало, идти долго, — объяснил Усанува. — Плевок — тоже вода. Глотать надо, а не плевать. И так гарью пахнет.
— Стой, — поднял руку Кай и, обернувшись, переспросил: — Усанува, а ведь лами славятся чутьем. Только они могут находить по запаху минералы, по сквозняку проходы в пещерах за десятки лиг до белого света. Ты говоришь о гари? Мне тоже показалось что-то похожее, но так ведь ветра нет? Занимается легкими порывами то слева, то справа, то сзади, то спереди. Откуда гарь?
— Так отовсюду, — пожал плечами лами. — И слева, и справа, и сзади, и спереди. Может, костер кто запалил, а ветер дымок от костра и носит.
— Костер в этакой сухоте? — оглянулся Кай. — Где нет ни одной птицы, ни одной мыши, даже мухи нет ни одной? Да тут и костра не надо, искры достаточно и…
— Вон! — протянула руку Илалиджа. — На закате!
Арма приложила ладонь к глазам, повернулась к западу. Дыма еще не было, но линия горизонта словно была прочерчена черным. Казалось, что степь занимается пламенем оттого, что пятно солнца касается горизонта именно с той стороны.
— Как быстро идет пламя? — спросил Кай.
— Не быстро пока, — с тревогой заметил Эша. — Далеко. У самого горизонта. Да и ветра почти нет. От ветра зависит. Если ветер сильный, пламя так летит, что никакой всадник не уйдет от степного пожара.
— Ветра вроде бы нет, — заметил Кай, и в ту же секунду порыв ветра растрепал черные волосы, забил ноздри гарью.
— Куда же бежать-то? — спросил Течима, придерживая за ноги побледневшего Шипа.
— Сколько мы уже идем? — обернулся Кай.
— Да уж часа три, — почесал затылок Тару. — Десятка полтора лиг протопали, не меньше. Может, это Сарлата затеял?
— Нет, — покачал головой Кай. — Сарлата ушел на юг, а пламя на западе.
— И на севере, — расплылась в нехорошей улыбке Илалиджа.
Арма обернулась. Там, откуда они шли, куда вела вытоптанная в сухой траве тропа, начала подниматься стена дыма.
— Всегда опасался замерзнуть, — проскрипел Тару, — но никогда не собирался поджариваться.
— И там! — махнул рукой на восток Течима.