Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы
Шрифт:
Среди нас, работающих, были очень религиозные люди. Они молились ежедневно. Немец, заместитель коменданта по имени Король [349] , циник, подсматривал жизнь и обычаи этой группы, смеялся и иронизировал. Принес им даже для молитвы «талес» и «тфилин». Если кто из работающих умирал, он разрешал хоронить по религиозному обряду и ставить памятник. Я советовал откровенно этого не делать, потому что все равно, когда немцы насытятся этой картиной, то раскопают и сожгут. Меня не слушали, через короткое время убедились, что я был прав.
349
Вероятно, аберрация памяти. Заместителем коменданта являлся К. Франц.
Я работал всю зиму, видел муки и смерть миллионов и дожил уже до первых теплых солнечных дней.
Было это в апреле 1943 г. Начали прибывать эшелоны из Варшавы [350] . Нам говорили, что в лагере № 1 осталось для работы 600 человек
350
Речь идет о периоде восстания в Варшавском гетто и его окончательной ликвидации.
351
Примечание издателей [польского издания воспоминаний]: это понятно, тем более что эшелоны, о которых говорит автор, прибывали в период восстания в Варшавском гетто.
352
Данное предложение опущено в англоязычном варианте.
Из лагеря № 1 прислали нам еще людей для работы. Они были перепуганы и боялись с нами говорить. В лагере № 1 была страшная дисциплина. Когда они немного освоились, то рассказали нам, что в лагере № 1 началось сопротивление и готовится восстание, уже что-то зарождается. Мы хотели договориться с лагерем № 1, но не представлялся случай. Кругом охрана и башни, пища в нашем лагере улучшилась. Каждую неделю была баня – и даже давали чистое белье. Потому что привели женщин и устроили прачечную.
Мы решили весной освободиться или погибнуть.
Тем временем я простудился и заболел воспалением легких. Всех больных убивали пулей или уколом, но я, по-видимому, был им нужен. Насколько можно было, они меня лечили: много стараний приложил еврейский врач. Ежедневно он меня осматривал, лечил и утешал. Мой немецкий шеф Лефлер [353] приносил мне пищу: белый хлеб, масло, сметану. Когда он что-нибудь забирал у контрабандистов, он делился со мной. Весна, желание жить и помощь делали свое. В этих тяжелых условиях я выздоровел и должен был опять работать. Я закончил строительство наблюдательных башен.
353
Лефлер Альфред (1904–1944) – шарфюрер СС. Прибыл в Треблинку в августе 1942 г. и был приписан ко 2-му, «верхнему» лагерю. Погиб в апреле 1944 г. под Триестом, Италия.
Однажды прибыл ко мне гауптштурмфюрер в сопровождении коменданта лагеря и моего шефа Лефлера. Меня спросили, мог бы я построить блокгауз. Это должен быть дом из круглого дерева, предназначенный для караулки в лагере № 1. Когда я ему начал объяснять, как это делать, он обратился к своим коллегам и заметил, что я его быстро понял.
Стройматериалов не было. Мы вынуждены были изготовлять их сами. Я советовал сделать крышу из черепицы. Делали мы ее сами. Этим я облегчил работу людям, они перестали работать с трупами и помогали мне. Мы построили этот дом в лагере № 2 на пробу, для разборки. Он всем понравился. Гауптштурмфюрер и Лефлер гордились им перед своими коллегами, что это они его сделали. Через некоторое время это здание необходимо было разобрать и перенести в лагерь № 1. Руководитель строительных работ Герман и один из столяров не могли смонтировать такой домик, им легче удавалось убийство невинных, чем работа. Они опять обратились ко мне. Это было мне на руку, я мог прибыть в лагерь № 1 и там договориться с товарищами по судьбе. Для работы мне необходима была помощь. Хватило бы и четырех работников, я взял восемь. Лагерь № 1 я не узнал, когда пришел, – чистота и твердая дисциплина. Все дрожали при появлении немца или украинца. С нами не только не говорили, но и боялись на нас смотреть. Голодные, измученные, они имели все же свою тайную организацию, которая работала продуктивно. Все у них было распланировано. Один варшавский пекарь по фамилии Лейлайзен был связующим звеном между заговорщиками и работал у забора в лагере № 1. С ним тоже было тяжело договориться. Через каждый шаг стоял немец или украинец. Забор был густо обставлен елками, неизвестно было, что за ними происходит. Работники в лагере № 1 были все время под кнутом. Мы по сравнению с ними имели полную свободу. Нам разрешалось во время работы курить. Даже получали сигареты. Эту свободу мы использовали для наших целей. Одни из нас старались разговорить вахмана, а другие договаривались с людьми лагеря № 1. Таким образом мы вошли в состав комиссии тайной организации, которая дала нам надежду на освобождение или героическую смерть. Это все было очень рискованно при бдительной охране и большом количестве заборов. «Свобода или смерть» были нашим желанием. В это время я окончил строительство дома, после чего мы получили от гауптштурмфюрера ром и колбасу. Во время работы мы получали дополнительно ежедневно по полкило хлеба [354] .
354
Далее в англоязычном переводе начинается 11-я глава.
В отличие от нашего, в лагере № 1 террор возрастал. Над рабочими господствовал Франц со своей собакой. Людей она разрывала живьем. Когда в первый раз я был в лагере № 1, я заметил группу мальчиков 13–14 лет. Они пасли гусей и выполняли другие мелкие работы. Были они любимцами лагеря. Особенно заботился о них гауптштурмфюрер, как отец. Иногда проводил с ними целые часы, играя, кормил, поил и одевал. Им давали лучшую одежду. Эти дети выглядели здоровыми, хороший уход и воздух дали возможность им развиваться. Я думал, что они останутся живы и с ними ничего не случится. Когда я прибыл, меня сразу удивило их отсутствие. Мне ответили, что когда начальник насытился ими, он их умертвил [355] .
355
В исходном переводе абзац выделен карандашной чертой слева.
После окончания работы мы вернулись в лагерь № 2 в полной надежде на освобождение, но конкретных данных у нас не было, и связующая нить вновь оборвалась. В лагере № 2 сжигали трупы месяцами, но их было столько, что не было возможности всех сжечь. Привезли еще две машины для выкапывания трупов. Установили еще больше решеток и ускорили работу. Почти весь двор был уставлен решетками, на каждой горели трупы. Были знойные летние дни, и жар исходил от горячих печей. Ад. Мы видели самих себя горящими на этих решетках. Мы ждали с нетерпением момента, когда силой откроем эти ворота [356] .
356
В исходном переводе абзац выделен карандашной чертой слева.
Опять прибыло несколько эшелонов, откуда – не знаю. Были еще два эшелона с поляками. Я их живыми не видел, не знаю, как к ним относились при раздевании и отправке в камеры. Их задушили газом, как и других. При работе мы узнали, что мужчины не были обрезаны, и слышали, как бандиты говорили, что проклятые поляки больше не будут участвовать в восстаниях. Наша молодежь в лагере уже теряла терпение, хотела начать восстание, но это было невозможно. Мы еще не организовывали нападения и побега. Не было контакта с лагерем № 1, но это продолжалось недолго. Мы опять связались с лагерем № 1.
Однажды в воскресенье после обеда ко мне прибыл мой шеф Лефлер и сказал, что гауптштурмфюрер хочет при доме, который я построил, установить такие же ворота, как и дом, и эту работу он поручает мне. Он велел мне начертить проект. Я дал дополнительное объяснение, он все утвердил. Я ему сообщил размер материалов и начал работу. Я схватился за эту работу как утопающий за соломинку. Я понял, что это последняя возможность для налаживания контакта с заговорщиками. Я часто находил причины для посещения лагеря № 1, где мы вместе обдумывали план. Они не давали нам окончательного ответа. Они утверждали, что нужно держаться, чтобы не потерять надежды, и ждать. У нас в лагере строили теперь печи, т. е. решетки, но более массивные, как бы на века. Молодежь смотрела на это все и рвалась к действиям. Мы тоже теряли терпение.
В лагере № 2 мы начали организовываться в группы по пять человек. Каждая пятерка имела свою задачу – уничтожение немецких и украинских команд, поджог зданий, создание проходов для бегущих. Все было подготовлено для этой цели: тупые предметы для убийства, дерево для мостов и бензин для поджога. Дата начала восстания была назначена на 15 июня. Ввиду отсутствия возможностей день восстания был отложен, и так происходило несколько раз. Устанавливали разные сроки. Заседания организационной комиссии происходили после того, как нас закрывали в бараках. Когда уже все, усталые от работы и мук, засыпали, мы собирались в углу нашего барака на верхней наре и проводили заседание. Молодежь мы держали в руках, т. к. она рвалась и хотела начинать без плана. Мы решили действовать совместно с лагерем № 1, иначе это было бы самоубийством. В нашем лагере была небольшая группа, не все оказались способны на борьбу. Как я уже сказал, отношение к нам и питание было лучше, чем в лагере № 1. В лагере № 1 находились 700 работников, а в нашем – 300. Работники лагеря № 1 были измождены и, кроме того, страдали от ужасных мучений и издевательств. Наиболее страшные наказания были за торговлю с украинцами. Я был свидетелем, как одного заключенного привязали в жаркий день к столбу за то, что нашли у него кусок колбасы. Ввиду того, что он был достаточно крепок, он выдержал и не выдал украинца. Я должен отметить, что если немцы узнавали о контрабанде среди украинцев, то нещадно били их нагайкой так, что потом те мстили евреям. Таким образом люди быстро сдавались. В этих случаях Франц приводил их к горящим печам (решеткам), нечеловечески издевался над ними, потом добивал и бросал в огонь. Учитывая все это, мы поняли, что лагерь № 1 восстанет. Без него ничего не получится. Мы приготовили все и ждали сигнала [357] .
357
Далее в англоязычном варианте начинается 12-я глава.