Треблинка. Исследования. Воспоминания. Документы
Шрифт:
Вторая половина августа – сентябрь оказались временем «нормализации» ситуации в Треблинке и превращения ее в отлаженный конвейер. Хотя комендантом тогда формально являлся Ф. Штангль, основные заслуги принадлежали К. Вирту. Он установил жесточайший режим террора не только в отношении узников, но также эсэсовцев и вахманов. Прежде всего началась очистка территории от трупов. Как свидетельствовал Ф. Сухомель, «люди мерли как мухи, и трупов было столько, что мы не знали, куда их девать, и сваливали прямо у газовых камер, где они оставались по нескольку дней. Под грудой тел образовывалась настоящая клоака – кишащая червями лужа крови вперемешку с дерьмом глубиною сантиметров в десять. Никто не хотел убирать трупы. Евреи предпочитали расстрел подобной работе… ‹…› И вот Вирт сам пришел туда с несколькими немцами… и приказал нарезать длинных ремней, которыми обвязывали тела жертв и тащили в ямы». Непосредственно в расчистке, по его словам, принимали участие не только евреи, но и немцы: «В подобных случаях немцы не боялись замарать руки» [32] . По всей видимости, к работе по переноске трупов среди прочих был привлечен и депортированный в Треблинку в эти дни Янкель Верник, который спустя несколько лет вспоминал: «Трупы лежали довольно долго и начинали разлагаться. Этот запах распространялся в воздухе, черви разъедали несчастных. Часто случалось так, что руки или ноги, которые мы обвязывали, чтобы волочить труп, отваливались от туловища» (с. 163) [33] .
32
Ланцман К. Указ. соч. С. 95–96.
33
Здесь и далее при цитировании воспоминаний, опубликованных в настоящем издании, указывается только номер страницы. Ссылки на свидетельские показания приводятся по архивным документам.
Одновременно принимались решения системного характера. Не будет преувеличением сказать, что именно при К. Вирте сложился управленческий аппарат Треблинки. Комендантом стал 34-летний гауптштурмфюрер Франц Штангль, который, как и И. Эберль, был выходцем из Австрии. В юности он работал на текстильной фабрике, с 1931 г. – в полиции, примкнул к правым организациям, в 1938 г. вступил в НСДАП. В 1940 г. его перевели в Берлин, по линии СС он руководил программой «Т-4». С началом «Операции Рейнхард» его перевели в Генерал-губернаторство, назначили комендантом Собибора, а затем отправили использовать полученный опыт в Треблинку. Он часто присутствовал при разгрузке эшелонов обреченных на смерть, однако редко контактировал с самими заключенными.
Одной из ключевых фигур в Треблинке стал 28-летний унтерштурмфюрер Курт Франц, которого многие узники и считали комендантом. Выходец из Дюссельдорфа, он в молодости учился на мясника, а затем на повара. После нескольких неудачных экзаменов пошел на службу в СС. Будучи участником программы «Т-4», он работал поваром в центрах эвтаназии, весной 1942 г. его перевели в Белжец на аналогичную работу. Здесь он получил звание обершарфюрера СС и прошел караульную подготовку. В конце августа 1942 г. одним из первых был переведен К. Виртом в Треблинку, где сначала возглавлял вахманов, а затем стал заместителем коменданта, занимая должность, по функционалу аналогичную шуцхафтлагерфюреру в обычных концлагерях СС. К. Франц ежедневно находился на территории лагеря, руководя работой всего персонала. За красивое лицо, лишенное каких-либо эмоций, он получил от заключенных прозвище Лялька, или Кукла. Отличался крайней жестокостью и садистскими наклонностями. Известность получила его собака Барри, которая по приказу набрасывалась на заключенных. Как свидетельствовал А. Гольдфарб, «он любил в нашем присутствии, натравливая собаку на кого-либо из нас, покрикивать: “Человек, куси собаку”. Человеком он считал в этом случае собаку» [34] . Схожие свидетельства оставил и другой узник – М. Коритницкий: «Верным и постоянным спутником Курта была преогромнейшая собака по имени “Бари”. Собака эта, видимо, прошла длительную школу дрессировки. Стоило Курту указать на кого-либо из работающих пальцем и сказать при этом: “Он не хочет работать”, как собака подбегала к этому человеку и норовила всегда ухватить за половой орган. Это всегда заканчивалось тем, что израненного человека относят в амбулаторию, а затем истребляют» [35] .
34
ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 134. Л. 35 об.
35
ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 134. Л. 57 об. – 58.
Всего в «СС-зондеркоманде Треблинка» служили несколько десятков эсэсовцев. Во главе «лазарета» (так называлось в лагере место для расстрелов; подробнее см. ниже) был поставлен 38-летний унтершарфюрер Вилли Ментц. Член НСДАП с 1932 г., бывший полицейский и участник программы «Т-4», он был назначен на эту должность лично К. Виртом, который собственноручно показывал, как расстреливать узников. Начальником «нижнего лагеря» стал 35-летний обершарфюрер СС (под другим данным – гауптшарфюрер) Фриц Кюттнер. Член нацистской партии с 1932 г. и бывший тюремный надзиратель, он запомнился жестокостью по отношению к узникам. Зону уничтожения возглавил 41-летний шарфюрер СС Генрих Маттес. Бывший медбрат, член партии с 1937 г. и участник программы «Т-4», он был переведен в Треблинку с советско-германского фронта. Его фактическим заместителем и руководителем работы крематориев был 34-летний шарфюрер СС Карл Пётцингер, также обладавший опытом убийства «физически неполноценных» людей. Должность штабсшарфюрера СС (старший унтер-офицер, занимающийся преимущественно административной работой) сохранил 45-летний унтершарфюрер СС Отто Штади, бывший военный медик, ветеран Первой мировой и программы «Т-4». Как мы видим, все они были людьми среднего возраста (за исключением К. Франца), без высшего образования, убежденные нацисты, с предыдущим опытом выполнения «грязной работы» и в большинстве своем еще до войны служившие в силовых структурах. Для всех из них служба у нацистов стала социальным лифтом [36] .
36
Как писал социолог М. Манн, изучавший облик нацистских преступников, «собранные данные еще раз подтверждают изначальный тезис: люди, совершившие бесчеловечные преступления, вышли из социальных слоев, поддерживавших нацизм. Лишь немногие пришли из сельского хозяйства и промышленности. ‹…› В значительно большем количестве пополняли ряды работники строительной промышленности, сферы обслуживания и государственные служащие. ‹…› Самыми беспощадными военными преступниками среди лагерной охраны и полиции безопасности были этнические немцы, жившие на аннексированных территориях и в угрожаемых приграничных зонах. ‹…› Многие преступники сформировали свои взгляды в институциональных и профессиональных субкультурах, где полицейское насилие, дискриминационные законы, расовый отбор считались панацеей от всех болезней общества задолго до геноцида». Манн М. Темная сторона демократии. Объяснение этнических чисток. М., 2016. С. 424–425.
Кроме того, при К. Вирте был отлажен конвейерный процесс приема и уничтожения узников, который принципиально не менялся до конца существования лагеря. Эшелон, обычно состоявший из 60 вагонов (до 200 узников в каждом), прибывал на станцию Треблинка. От него последовательно отцепляли по 20 вагонов, и специальный локомотив отвозил их непосредственно в лагерь смерти. Остальные оставались на станции; на рампе и на крышах вагонов стояли вахманы, готовые стрелять в каждого, кто попытался бы бежать. Для приема заключенных построили некое подобие станции: перрон (рампа) и барак для раздевания, который мог восприниматься как станционное здание. Охранники-вахманы, сопровождавшие эшелон, как правило, не допускались внутрь. Точно так же и толкавший вагоны локомотив находился в конце эшелона, так что по прибытии машинист оставался за пределами лагеря.
Непосредственно на рампе находились не только эсэсовцы (примерно 3–5 человек) с вахманами (около десятка), но и бригада евреев-заключенных с синими повязками («синие»). Они организовывали разгрузку. Всех обреченных выгоняли из вагонов и отправляли на открытую площадку, где заставляли оставлять все вещи, включая одежду. Все делалось максимально быстро, чтобы никто не мог опомниться. Измученные тяжелым переездом, страдавшие от голода, жажды и неизвестности депортируемые оказывались в совершенно новой ситуации. Как вспоминал позднее Ф. Сухомель, «с момента приезда или даже с момента отправки – из Варшавы и других мест – людей постоянно били. Били сильно – сильнее, чем в Треблинке, я вам ручаюсь. Потом – транспортировка в поезде: всю дорогу – на ногах, никакой гигиены, ни воды, ничего, кошмар. Потом открывались двери и начиналось! ‹…› Снова гонка. Град ударов кнутом. У эсэсовца Кюттнера был кнут величиной с него самого, не меньше! Женщины налево! Мужчины направо! Удары снова и снова!» [37]
37
Ланцман К. Указ. соч. С. 208–209.
Старики, дети и больные евреи могли замедлять общее движение, а потому для них был устроен «лазарет»: специальная команда евреев, носившая повязки с красным крестом, отводила или относила их по направлению к забору из колючей проволоки, закамуфлированному ветвями деревьев, с развевающимся флагом Красного Креста. Обреченных проводили по извилистому коридору к огромным ямам с горящим внизу костром, ставили или усаживали на длинный помост около склона и убивали выстрелом. Это называлось «дать каждому по пилюле». Здесь же в ямах одновременно сжигали разный мусор, а также убивали обслуживавших лагерь евреев. Для улучшения горения трупы поливали бензином. В итоге костры горели чуть ли не постоянно. Расстрел производили либо дежурившие вахманы, либо ответственные за «лазарет» нацисты – его начальник В. Ментц (прозванный Франкенштейном), сменивший его позднее шарфюрер Аугуст Мите (имел кличку Ангел смерти), а также унтершарфюрер Макс Мёллер (Американец).
Основную же массу депортируемых ждали газовые камеры. От женских бараков начиналась дорога в газовые камеры, так называемая «дорога на небеса», или трубка (Schlauch). Последняя метафора, вошедшая в язык эсэсовцев, была неслучайной, поскольку этот путь был огорожен 2-метровым забором из колючей проволоки. Вплетенные хвойные ветки не позволяли обреченным ничего видеть за ним. Общая длина пути составляла около 350 метров, ширина – 5 метров. На входе стоял указатель «К душевым». Примерно 30 метров узники шли на восток, затем, миновав небольшую группу деревьев и повернув почти что на 90 градусов, выходили к газовым камерам [38] .
38
Webb Ch., Chocholaty M. Op. cit. P. 25.
При их строительстве летом 1942 г. был учтен менее удачный опыт деревянных газовых камер Белжеца и Собибора [39] . В Треблинке это было кирпичное здание, по левой стороне длинного коридора находились специальные комнаты, где и убивали людей. Поскольку свидетели не имели возможности точно измерить их, то показания относительно размеров различаются: например, Р. Глацар и Я. Верник говорили, что камеры были 5 x 5 метров и примерно 2 метра высотой, а вахман Н. Шалаев называл размер 4 x 4 метра [40] . Двери герметично закрывались. В конце здания располагалось специальное машинное отделение – мотор от советского танка. Он же использовался и для освещения. Его запускали служившие здесь вахманы. По трубам газ подавался внутрь камер. Требовалось минут 20–30, чтобы узники умерли. В каждой камере были две двери. Через одну запускали еще живых людей, через другую, открывавшуюся снизу вверх и располагавшуюся с внешней стороны здания, вытаскивали трупы. Их хоронили в специально вырытой яме. Для утрамбовки использовался бульдозер. Как вспоминал А. Гольдфарб, привлекавшийся к разгрузке трупов, «каждая из этих камер была исключительно плотно загромождена трупами. Как в самих камерах, так и от трупов отдавало запахом отработанных газов от горючей смеси. Из носоглотки у большей части были заметны следы обильных кровавых выделений» [41] .
39
Harrison J., Muehlenkamp R., Myers J., Romanov S., Terry N. Op. cit. P. 295.
40
Harrison J., Muehlenkamp R., Myers J., Romanov S., Terry N. Op. cit. P. 295, 296.
41
ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 134. Л. 31 об.
С процессом уничтожения связано еще одно нововведение К. Вирта и нового коменданта Ф. Штангля. Ввиду нехватки мощностей последовал приказ построить новые газовые камеры, которые были закончены к концу сентября. Их устройством занимались заключенные-евреи под руководством унтершарфюрера Эрвина Ламберта и прибывшего вместе с К. Виртом гауптшарфюрера Лоренца Хакенхольта. Стоит отметить, что в это время депортации также продолжались, а потому, как свидетельствовал Я. Верник, обреченные на смерть шли в газовые камеры на глазах строительной бригады. Более того, порой ее членов привлекали и к переноске трупов в ямы (с. 160–171).