Требуется секретарша
Шрифт:
— Подождите, у меня появилась одна мысль, — вдруг сказал Николай, снимая противогаз. — Ничего не предпринимайте, я сейчас вернусь.
И скрылся из поля видимости. Что он еще задумал? Несомненно, он был самым умным.
и опытным из них и, судя по всему, старшим по званию, капитаном. У него хорошая интуиция, а значит, он самый опасный, тем более что прислушивался к ней в отличие от остальных.
— Вот тебе и сверхбаба, — пробубнил Витек. — Никогда еще таких не встречал, запугала нас до чертиков.
— Это все Колян нагнетает, — возразил Толик. — Надо было меня, а не Лелека за ней послать. Этот придурок только с зомбированными работать мог.
— У него на нее зуб был. Она ему в болевую точку так двинула, что целый час потом в себя приходил, на одно ухо слышать перестал.
— А она не из ЦРУ? Я слышал, там готовят таких.
— Хрен ее знает, все может быть. Ясно одно — она здесь не случайно и очень опасна.
Я не слышала и не видела, как он подкрался сбоку и одним рывком отдернул штору, за которой я пряталась. Вот так приехали! Я осталась стоять, как голая, с глупым выражением лица и пистолетом в опущенной руке, а на меня уже были нацелены четыре ствола и восемь пар сверкающих ненавистью глаз.
— Брось пушку, быстро! — яростно прошипел Николай, тыча пистолетом мне в лицо. — И не вздумай даже пошевелиться!
Мама родная! На какое-то мгновение мне даже показалось, что они от страха сразу начнут стрелять и изрешетят меня на проклятом подоконнике. Николай стоял сбоку, остальные у стены напротив, метрах в двух. Медленно разжав пальцы, я с застенчивой улыбкой на лице выронила пистолет на пол. В то мгновение, когда их глаза машинально опустились вслед за ним, я оторвалась от подоконника и пули прошили уже то место, где я только что стояла. Стекло разлетелось вдребезги, а я, упав сверху на Николая, одним ударом расцарапала ему глаза, чтобы он ничего не видел — на большее времени не было, — и клубком метнулась под ноги двоим, стоявшим ко мне ближе. Я, конечно, сильно рисковала, уже зная, что свою жизнь они почти не ценят и вполне могли стрелять в своих товарищей, лишь бы убить врага, но в суматохе чего не бывает? И третий, слава Богу, перестал стрелять. Этого было достаточно, чтобы, вынырнув за их спинами, я смогла вонзить указательные пальцы обеих рук в мягкие точки у основания их затылков. Они умерли мгновенно и, падая, прикрыли меня своими телами. Третий опомнился и начал палить из своего скорострельного автомата по трупам. Лежа под трупом Витька, вздрагивающим от прямых попаданий, я подхватила его пистолет и всадила всю обойму в противогаз стрелявшего. Это был смельчак Толик. Я надеялась, что перед смертью он успел рассмотреть меня как следует, о чем так мечтал. Отшвырнув пушку, я начала выбираться из-под тяжеленного амбала, и тут мне на голову сзади обрушился страшный удар. Все померкло, яркие звезды брызнули фонтаном и погасли, череп словно раскололся пополам, и я… увидела себя сверху.
…Вытирая залитое кровью лицо рукавом рубашки, надо мной стоял Николай, сжимая в руке пистолет. Его колотила крупная дрожь, словно он очень замерз и никак не мог согреться. Вокруг растекалось море крови, и в нем лежала я, выглядывая наполовину из-под продырявленных трупов двоих атлетов. Третий лежал чуть в стороне. Глаза мои были закрыты, а из головы, пачкая прекрасные светлые волосы, красной струйкой сочилась кровь. Боже, как я была хороша в тот миг! Жаль только, что без сознания. Интересно, добьет он меня или нет? Николай сунул пистолет за пояс, наклонился, отбросил тела, ухватил меня под мышки и потащил куда-то по коридору в сторону лестницы. Ничуть не заботясь о том, что мне, может быть, больно или я покорябаюсь о грубые ступеньки, сволок меня в подвал и — мимо трупов и комнаты с клетками — занес в небольшую комнату с ванной черного цвета. Все стены были забрызганы какой-то гадостью, в углу стоял унитаз, а рядом пустые пятилитровые бутыли в ящиках с опилками. Не нужно много ума, чтобы догадаться, что именно здесь Лелек любил устраивать кислотные аутодафе для неудачливых пациентов полковника. Бросив меня на пол, капитан связал мне руки и ноги проволокой и вышел. Эх, если бы астральное тело могло помочь физическому и развязать проклятые путы! Так нет, не может! Надо возвращаться…
…Я открыла глаза и увидела себя лежащей на грязном полу в забрызганной какой-то гадостью ванной комнате. Стояла страшная вонь, но я не могла заткнуть нос — руки и нога были крепко связаны и стянуты за спиной между собой. Взглянув на пустые бутыли, я поняла, что Николай отправился к машине, где в багажнике лежала еще одна, как он говорил, полная, и жить мне осталось недолго. Напрасно он оставил меня одну. Чудовищным усилием я вывернула свои кости, едва не порвав кожу, изогнула суставы в противоестественную сторону и сложилась наоборот, в результате чего руки оказались около узлов на ногах, а жизнь сократилась на несколько лет, учитывая количество потерянной при этом энергии. Вывернутыми руками я распутала стягивающую все тело проволоку, а потом уже освободила все остальное. Отбросив обрывки, я почувствовала себя свободной и подняла голову. Да что же это такое, в конце-то концов, я что, зря мучилась?!
На меня глядело дуло пистолета, зажатого в крепкой руке Николая. Бледный и растерянный, с окровавленным лицом без век, он стоял в коридоре и через открытую дверь ошеломленно смотрел на меня.
— Я почувствовал что-то и вернулся, — сипло проговорил он. — Не могу поверить, что ты это сделала. Только не шевелись, а то мне придется тебя убить.
— Чего же ты ждешь?
— Хочу помучить.
— Так начинай, будь мужчиной.
— Заткнись, не соблазняй. Я хочу поговорить с тобой. Скажи, ты могла бы вот сейчас, в таком положении, меня убить?
Прикинув расстояние и ситуацию, я виновато кивнула:
— Наверное. Ты даже бы не понял, как.
А зачем тебе это?
Он отодвинулся подальше, достал из-за пояса еще один пистолет и нацелил на меня.
— Так-то лучше, — пробормотал он, не сводя с меня растерянных глаз. — Давай по-хорошему, Мария. Я все равно тебя прикончу, правда, придется обойтись без мук, но это ничего, переживу как-нибудь, свыкнусь. Только, ради Бога, не шевелись, умоляю. Давай поговорим.
Я пожала плечами и отвернулась.
— Скажи мне, кто ты такая? Исповедуйся перед смертью.
По отрешенности в его глазах я догадалась, что он меня все-таки убьет, что бы я ни говорила. Из сидячего положения прыгнуть на четыре метра можно, но, пока буду лететь, он успеет хотя бы раз выстрелить, и мне конец. Допрыгалась. Надо было тогда задержаться на долю секунды, нажать посильнее и совсем выдрать ему глаза, а я только срезала веки и поцарапала щеки. Теперь он уже ученый, не ошибется и не станет раздумывать ни мгновения. Камикадзе сел на торпеду, догнал корабль, врезался в него, но допустил маленькую оплошность — забыл вкрутить детонатор…
— Какая тебе разница, Коленька? — устало проговорила я. — Все равно не поймешь.
Он медленно опустился и сел на пол, прижавшись спиной к. стене. Так мы и переговаривались через порог: он в коридоре, я в ванной.
— Почему не пойму? Я многое повидал в своей жизни и не считаю себя дураком. Но ты — это что-то иное, запредельное, что ли. Кто тебя научил всему этому? Знаешь, у нас в деревне была кошка… Ее даже собаки боялись. Вроде маленькая, обычная с виду, рыжая такая, как ты вот, а зверюга страшная. Гусей и индюков загрызала. Жила где-то в заброшенном сарае, днем спала, а по ночам охотилась после того, как хозяин умер. Никого к себе не подпускала. Однажды поросенка загрызла до смерти, а он раз в десять больше ее был, представляешь? Так люди собрались и пошли ее ловить всем миром, чтобы живность не переводила. С ружьями, вилами, лопатами, топорами… Сарай окружили так, что и муха не проскочит, а заходить внутрь боятся. Один мужик с ножом и вилами пошел ее шугануть и там и остался — она его загрызла. Кричал дико, как безумный, а все равно никто на помощь не пришел — у всех волосы дыбом встали от ужаса. Потом, когда поняли, что мужик мертв, потому что на крики не отзывался, то решили сарай поджечь и спалить вместе с кошкой. Двери кое-как закрыли, соломой обложили и подожгли. И стоят, ждут. Как все занялось, она, видать с разбегу, лбом прошибла фанеру в окошке и выскочила, уже обугленная вся, дымящаяся. На нее человек десять сразу набросились, навалились, чтобы не убежала, так пятеро калеками на всю жизнь остались, кто без глаза, кто без носа. Она крутится, визжит, ее хрен ухватишь, и царапается когтями, кусается, стерва. Потом кто-то лопатой ей по голове попал, и она свалилась. Так ее топтали, вилами тыкали, а потом в огонь бросили. И что ты думаешь? Выползла! Известно, что кошки живучие твари, но не до такой же степени! Остановилась перед людьми, а те аж шарахнулись от нее — такой ужас вызывала. Посмотрела на них, мяукнула, словно простила, повернулась и сама в огонь прыгнула. Так и сгорела… Я это к чему рассказываю: ты мне чем-то ее напоминаешь.
— А когда это было?
— Если точно, то двадцать три года назад, на девятое мая, как сейчас помню. Я тогда еще пацаном был, смотреть ходил.
Мне стало не по себе. Акира говорил, что все люди в прошлых жизнях были когда-то животными и могут ими стать в следующих жизнях. Каждый человек чем-то похож на какое-то животного или птицу и внешне, и даже характером. И меня, и моих братьев отец подбирал именно по этим признакам, различимым для него одного, чтобы легче было развивать в каждом того, кем он уже был когда-то. И мы действительно чем-то напоминали зверей, которых отец воспитывал в нас. Меня вот только немного цвет волос подвел. Но самое странное — совпадение это или нет, — родилась я ровно двадцать три года назад, в День Победы…