Требую перемирия
Шрифт:
Ее мать была такой… благоразумной. Она хотела втиснуть своих детей в вылепленные ею идеальные формочки, чтобы они могли исполнять свои обязанности, продолжать начатое отцом дело и приносить честь их знатному роду. И еще много чего другого, что так сильно пугало Аллегру.
Продолжая бунтовать, Аллегра схватила еще одно пирожное с кремом.
Брат тоже не возражал против ее брака с Рафаэлем. Хотя в отличие от Аллегры ему приходилось подчиняться родителям только в том, что касалось семейного бизнеса. Во всем остальном он считал
Что до Аллегры… она представляла, что сможет заниматься любой работой, если только та будет позволять ей находиться рядом с мужем, которого сочтут подходящим ее родители.
Возможно, Ренцо относился снисходительно к ней потому, что видел неравенство в том, чего мать и отец ожидали от каждого из них.
А вот родители не проявляли ни капельки снисхождения. Точно так же и Кристиан, который помог отцу и матери сбыть свою дочь с рук. К тому же он всегда находился неподалеку, все время критиковал ее и был лишен всяческого юмора. Хотя Аллегра знала, что его жизнь была далеко не легкой, и немного винила себя за то, что так сильно осуждала его. Бесконечно к тому же.
Но все же его личные трагедии – и его прямое участие в ее будущем замужестве – не давали ему права быть с ней таким резким.
Аллегра захлопала ресницами, опустив глаза в тарелку с пирожными. Она не знала, почему думает о Кристиане. Может быть, потому, что, будь он здесь, он бы иронично приподнял бровь, увидев, как она поглощает сладости. И сказал бы, что ее поведение только доказывает то, что она всего лишь ребенок. Избалованный к тому же.
Его самого Аллегра считала ослом. Так что они в расчете.
Тихо заиграла музыка, и Аллегру окутали нежные звуки вальса. Она повернулась и посмотрела на пары, легко кружившиеся в танце. Вот бы и ее кто-то так повел в танце и крепко держал в своих объятиях. Ее будущий муж наверняка был прекрасным танцором. В конце концов, положение принца обязывало. Насколько она знала, принцы начинают брать уроки классического танца, как только начинают ходить.
Вдруг перед ее глазами появилась рука, затянутая в черную перчатку. Аллегра подняла глаза, и у нее перехватило дыхание. Она открыла рот, чтобы заговорить, но мужчина знаком призвал ее хранить молчание, прижав палец к губам на своей холодной застывшей маске.
Значит, он тоже заметил ее, и тот восторг, который она испытала, когда его руки скользили по мраморным перилам, словно по ее собственной коже, охватил ее не просто так. Их связь была реальной.
Незнакомец помог ей подняться с кресла. И пусть его рука была затянута в перчатку и их руки не соприкоснулись кожа к коже, Аллегре показалось, что внизу ее живота разгорелось пламя.
Она вела себя глупо. Этот мужчина мог быть кем угодно. Какого угодно возраста. Возможно, за его маской скрывалось уродливое лицо. Возможно, он и был самой Смертью.
Но когда незнакомец обнял Аллегру за талию, когда ее грудь
Аллегра пережила потрясение, испытав такое мгновенное и такое невероятное влечение, которое превосходило реальность на подсознательном уровне.
Мужчина кружил ее в танце, словно она была абсолютно невесомой, скользя между другими парами, как будто тех не существовало вовсе. Аллегру бросало в дрожь от каждого прикосновения его тела, от ощущения его руки, лежащей на ее талии, и она понимала, что это не просто танец. Это прелюдия к чему-то более чувственному.
Впервые в жизни мужчина вызывал у нее такую реакцию. Конечно, она раньше никогда не танцевала с мужчиной вот так. Хотя Аллегра думала, что сам танец и волшебная музыка здесь ни при чем. Все дело в ее партнере, который завладел ее вниманием, стоило ему появиться в зале.
Она убрала руку с шеи незнакомца и, скользнув ею по его груди, заглянула в его темные, обсидиановые глаза, взгляд которых оставался непроницаемым благодаря маске.
Мужчина поймал ее руку, обхватил пальцами ее запястье и потянул обратно.
Аллегра покрылась холодным потом, думая, что допустила ужасную ошибку. Но потом незнакомец повернул ее руку и медленно провел большим пальцем по чувствительной коже тыльной стороны ее запястья. Аллегра задрожала, и ее тело приняло его прикосновение за ответ. Он говорил ей «да».
Она тяжело сглотнула и обвела взглядом танцпол, пытаясь разглядеть в толпе брата. Но его нигде не было. Похоже, он успел удалиться с какой-нибудь приглянувшейся ему женщиной. Тем лучше для нее, он ведь не приехал сюда нянчиться со своей сестрой.
Она понятия не имела, что будет делать, если останется со своим загадочным незнакомцем наедине. Особенно не разговаривая с ним. А мужчина, казалось, решительно вознамерился продолжать играть в молчанку. Аллегра не возражала, потому что его действия только подогревали ее страсть.
Они не знали друг друга, что было только к лучшему. Ее помолвка с флорентийским принцем широко освещалась в прессе. И хотя Аллегра сомневалась, что ее лицо узнаваемо по всему миру, здесь, в Венеции, наверняка найдутся те, кому оно знакомо.
Но вскоре у нее не осталось времени для размышлений, потому что незнакомец увлек ее за собой с танцевального пола, подальше от толпы, и вывел ее в пустой коридор. Сердце Аллегры учащенно забилось. И в какой-то момент она испугалась, что ее хотят похитить. Только она представить себе не могла, чтобы похищение так сильно походило на соблазнение и наоборот.
Ей в голову приходили самые невероятные мысли, и она едва дышала от страха и восторга.
Мужчина втиснул ее в какой-то альков, куда не доносились звуки музыки. Аллегра вообще не слышала никого и ничего, как будто на этой планете не осталось никого, кроме них двоих.