Трехручный меч
Шрифт:
— Тебе придется это сделать.
— Зачем?
— От этого зависит, выберемся мы отсюда, — пояснил я, — или сгинем. У тебя скорость выше?
— В начале — в полтора раза!
— А потом?
Ворон буркнул недовольно:
— Потом, конечно, у нее. Вы не видели ее крылья!
— Тогда действуй, — велел я. — Иначе мы все здесь умрем.
Ворон каркнул недовольно:
— А нельзя ли как-то использовать нашего героя-волка?
— Было бы возможно, — ответил я с сожалением, — уже бы сделали… И еще — постарайся не дать этой птице разогнаться при отбытии.
Ворон
Из-под приспущенных век я посматривал на небо, не сразу заметил, как одна из двигающихся по небу черточек начала увеличиваться. Волк тихонько зарычал, я зашипел сквозь зубы, он умолк. Тень в небе все увеличивалась, увеличивалась, это не птица, а настоящий трамваи с крыльями, лапы толще, чем фонарные столбы.
Ворон с громким карканьем пролетел мимо скалы и спрятался внизу. Но птица, похоже, уже не обращала на мелочь внимания, раскинула крылья над нами с волком. Я задержал дыхание, сейчас счет идет на секунды. Скала дрогнула под массой огромного тела, я скосил глаз, ура, все точно, с силой потянул за ремень. Петля захлестнулась на лапе, птица с оглушительным криком забила крыльями, тяжело оторвалась от скалы.
Нас с волком рвануло с такой силой, что я взвыл громче волка. Ремни держат крепко, но уж слишком врезаются, я прокричал:
— Ворон!.. Ворон!.. Кончай прятаться…
Волк рыкнул:
— Трус!
— …а то на последний трамвай опоздаешь! — докричал я.
Птица в панике месила крыльями воздух, нас едва не разрывало на части, ускорение настолько сильное, что ветер свистит в ушах. Уже отдалился не только утес, остров стал с овчинку, а затем и вовсе отодвинулся к краю. Внизу на огромной высоте проплывала, как под крылом огромного воздушного лайнера, водяная гладь.
Ворон догнал на последнем издыхании, когда уже покидали остров, плюхнулся мне на грудь, клюв широко распахнут, я одной рукой придержал его, чтобы не сдуло ветром, другой погрозил птице, она время от времени посматривала злобно и опускала голову с огромным загнутым клювом. Дважды я довольно удачно ударил, птица закричала и ускорила полет.
Запасным ремешком я привязал и ворона, предупредил:
— Кто знает, сколько мы проведем в таком вот подвешенном состоянии!.. Хоть она и летит быстро…
— Я буду бдить первым, — вызвался волк. — Если что, разбужу.
Свирепый ветер продувает насквозь, я подумал, что вряд ли заснем, даже если она будет тащить нас двое или трое суток, хотя если судить по этой скорости, то с такими крыльями любое расстояние пересечет за неполные сутки. Усталый ворон, на чью долю выпало такое испытание, пригрелся на моей груди и заснул. Во сне вскаркивал, дрыгал лапами, пытаясь освободиться от веревки, царапал мне грудь сильнее, чем летающие собаки.
* * *
Вдали
— Ну а как вниз?
— Не станет же она летать вечно? — спросил волк резонно.
Конечно, подумал я, крылья же не на фотоэлементах, а волк сказал саркастически:
— Да, не станет. Сейчас прет в гнездо. Там не только с десяток голодных птенцов, каждый с буйвола, но и второй Рух… самец, как я понимаю. А уж он сумеет защитить супругу от нахалов!
Мороз прошел по коже. От таких птиц не отбиться, как отмахался от летающих псов. Да и то с помощью дракона. Голос дрогнул, когда я спросил:
— Но ведь они ж чуточку понимают?..
— Вряд ли, — возразил ворон с негодованием. — Они такие огромные!
— Это верно, — согласился я. — Сила есть — ума не надо. Но я слышал, что, когда сила не помогает, тогда волей-неволей пробуждаются мозги.
Внизу промелькнула береговая полоса, море осталось позади. Я вытащил меч и, преодолевая сопротивление ветра, протянул к огромному, как аэростат, брюху:
— Эй, давай вниз!.. Вниз, я тебе говорю!
Птица испуганно крикнула, крылья забили по воздуху чаще. Я стиснул зубы, ткнул кончиком в брюхо. Мягкий подшерсток легко пропустил острую сталь, птица завопила от боли, крылья ударили вразнобой, нас швыряло из стороны в сторону.
Ворон каркнул испуганно:
— Рассчитываете, что раненная, обессилев, снизится?
— Да, — крикнул я, — это в худшем случае!
— А в лучшем?
Птица, продолжая хлопать крыльями, устремилась к земле. Я стиснул челюсти, птаха может избавиться от нас, пролетев над лесом. Если протащит нас над верхушками деревьев, сучья изорвут нас на клочья. В гнездо притащит один скелет. От силы, два.
— Отпусти нас на землю! — заорал я птице. — Вон туда, поняла? Живыми!.. И мы сразу уйдем. Ты будешь свободна…
Она все так же неслась по крутой дуге к земле, сердце похолодело, волк напрягся, будто готовился разорвать ремни, а ворон сам попытался развязать клювом узел.
— Опусти на землю, — прокричал я птице. — Сядь!.. Мы тебя не тронем. Мы уйдем!
Земля стремительно приближалась, а потом, когда я уже считал гибель неизбежной, птица растопырила крылья и пошла над землей, будто выбирая место. Лапы ее попытались выставиться вперед, смягчая посадку и принимая на себя вес тела, но только одна приняла нужное положение, другая висит, едва не выдергиваясь из сустава под нашей тяжестью.
Нас тряхнуло, птица упала, не удержавшись, я мигом перехватил ремень, она тут же оттолкнулась от земли и освобожденно взмыла. Я торопливо перерезал ремни, волк отпрыгнул от нас, расставил все четыре лапы широко в стороны, словно не может прийти в себя от морской болезни, шумно встряхнулся.
Ворон взлетел, сразу же сел на корягу и прокаркал:
— Об этом будут слагать песни!.. Я ведь показал себя героем, верно?
Волк понюхал свой бок, проворчал брезгливо:
— Да, конечно… Вот на мне твоя кровь. Только почему-то желтая. И пахнет как-то странно…