Трем девушкам кануть
Шрифт:
– Ну, как сказать… Давно когда-то, в школе.
– Рита была очень сильный и даже в чем-то жестокий человек. Она могла вытребовать, наконец, выкупить, выкрасть документ.
– Выкрасть и не прочитать? Она собиралась подвезти меня домой. Она была абсолютно как всегда.
– То, что ее нет, говорит о том, что она прочитала. А яд у нее был, и у меня есть. Мы когда-то давно оба решили, что физические муки нам не вынести, все, что угодно, но не боль… Да это не только мы… Я знаю, многие имеют на этот случай…
– Откуда?
– От
– Я все как шелудивый о бане. Слушай, старик! Потребуй эксгумации. Ты же в своем праве.
– Я уже думаю об этом. Главное – как скрыть от стариков? Им это не вынести. Но для начала, для отправной точки, надо сделать запрос в московскую больницу… Я не помню, правда, какая… Это надо узнать в морге…
– У них нет справки.
«Не скажу ему, – подумал Юрай, – что знаю ее адрес. Я не скажу…»
– Значит, она у тестя.
– У него нет тоже.
– Он просто забыл. Засунул куда-нибудь… Я поищу… Обещаю… Я поищу… Странное состояние… Я только-только не то что успокоился, просто перестал раскачиваться… И вот снова…
Он встал, подошел к окну, отдернул штору и открыл балконную дверь. На подоконнике в коробке лежали вишневые сапоги и носок их торчал из-под крышки.
Сева жадно курил на балконе, а когда он повернулся, лицо его было залито слезами.
Во дворе дома Юрай встретил Нину Павловну.
– Ты ко мне? – спросила она.
– К вашему соседу, – ответил Юрай.
Он рассказал Нине Павловне про историю со справкой.
– Ну скажите, могло такое быть?
– Ну… Я без иллюзий насчет нашей медицины, – ответила Нина Павловна. – И справку выдадут, и словами скажут. Я столько раз сама через это проходила, дружок… Меня в этой истории другое удивляет – как сдал, как беспомощен Емельянов! Да случись такое лет пять тому назад, всех бы поднял! За границу бы дочь отправил.
– Как будто при этой болезни можно помочь.
– Но пытаться надо! Рита должна была лежать в Москве, в отдельной палате. И каждый день через проводников, стюардесс ей и ее врачам шли бы посылки, презенты, цыплята, рыбки, да мало ли что? Тут же – полная капитуляция. Вот это, Юрик, самое удивительное в этой истории. Ты не думаешь?
– Самое удивительное – справка…
– Но ее выдали, Юра! Слушай… Если Рита – ну, в порядке бреда, – сама достала себе такую справку, как говорят, устроила ее себе?
– Нина Павловна, это, извините, действительно полный бред. Ну, туберкулез,
Сказав это, Юрай вдруг понял: вот это и есть главное. Он посмотрел на Нину Павловну, поняла ли она. Но Нина Павловна думала о другом.
– Юра! – сказала она. – Страшно жить. О чем мы говорим? Что подозреваем? Ведь наши мысли – наши! Если они такие, все ли с нами в порядке?
– Все! – ответил Юрай. – С нами все в порядке! Нина Павловна! Еще чуть-чуть – и я все пойму. Пойму и скажу. А пока я собака – я только чую…
Вырезав очко и присобачив его на соответствующее ему место, Юрай сходил к соседу и попросил помочь положить на уборную крышу. Сосед, позагибав пальцы, которые соответствовали у него утру, дню и вечеру, сказал, глядя на средний:
– Послезавтра вечером.
– Ладно, – согласился Юрай, – тогда я поеду за билетом.
Касса предварительной продажи находилась в Константинове, что очень устраивало Юрая. Мама сказала: «Вот хорошо, повидаешься с тетей». Юрай кивнул, но еще до билетной кассы спрыгнул с автобуса и пошел по знакомому адресу.
Иван Иваныч чинил у ведра дужку, а Зина Карповна вешала мокрое белье. Ему обрадовались. Эта чисто провинциальная привычка помнить, что ты знаком, а значит, почти свой и родной, всегда Юрая и умиляла, и злила. Ну кто он им, кто? А Зина Карповна вся аж зацвела, а Иваныч хоть и смутился по первому взгляду, по второму уже улыбался и протягивал руку.
Юрай сказал, что приезжал помочь маме со смешным делом, на что Иваныч сразу предложил кусок толя, который ему ни к селу, ни к городу, а Карповна, смущаясь, стала навязывать деревянное сиденье, которое еще вполне и не холодит тело.
Юрай спросил, не взяли ли они себе жильцов, на что хозяйка махнула рукой.
– Нет! – сказала она. – Погодим! Вот разве что Лодика…
– Какого Лодика? – почти закричал Юрай.
– Машиного, – ответила Зина Карповна. – Он приезжал к нам, обросший, уставший, так тут плакал, так плакал…
– Просто, как женщина, – добавил Иваныч. – Мне, говорит, надо уезжать отсюда, меня только Маша здесь держала, а сейчас ничего не держит… Но если я останусь, то разрешите поселиться у вас. Вы мне, как родные.
– Как его фамилия? – спросил Юрай.
– Мы не спрашивали, – с достоинством ответил Иваныч. – Приедет жить, тогда и возьмем паспорт. А так… Человек плачет, а ты ему – предъяви документы?
Конечно, не будь рядом Зины Карповны, Юрай напомнил бы Иванычу, как грешил он на Лодю, как видел он в нем причину смерти Маруси, но Зина Карповна крутилась рядом, а тут еще Юрай возьми и спроси, время сейчас какое, не отстают ли мои?