Тренер. Молодежка
Шрифт:
План почти удался.
Именно, что почти – один из журналистов обернулся и увидел меня сваливающего на всех порах.
– Вон он!
Все остальные журналисты разом обернулись. Мгновение и вся толпа бросилась вслед за мной, скрывшимся за углом.
– Ваня беги! – успел только выкрикнуть Федор вдогонку.
Понимая, что журналисты меня попросту сожрут, я кое-как доскакал до красной копейки, одиноко припаркованной у тротуара.
Сунул ключ в личинку дверного замка, открыл и, как и договаривался с Фёдором, нырнул на заднее сиденье автомобиля, тотчас захлопнув за собой дверь. В зеркале заднего
– Он в машине Фёдора Костикова!
Но прежде чем журналисты успели двинуться к копейки, из-за угла выскочил сам полузащитник, протиснувшийся среди журналистов и со словами «простите, извините, мы опаздываем» бросившийся к автомобилю. Через несколько секунд водительская дверца распахнулась, на переднее пассажирское сиденье спикировала спортивная сумка, а на водительское сиденье плюхнулся сам Федор.
– Ваня, ключи давай!
Я тут же сунул ему ключи. Пока тот ловчился вставить ключ в личинку замка зажигания, табун журналистов уже подбежал к копейке.
– Правда ли, что вы завершили игровую карьеру?
– Сможет ли без вас Спартак выиграть чемпионат?
– Вам ищут замену, как думаете, кто может стать новым 11 номером команды…
Посыпались вопросы с разных сторон. Но Федор тоже не терял времени даром – завёл ВАЗ и дал по газам, обдавая журналистом вонючим дымом из выхлопной трубы. Тяжелая однако доля – журналистская. Копейка вывернула на дорогу и только тогда, когда журналисты остались позади, полузащитник сбавил скорость.
– Ну оторвались, кажется, – подмигнул Костиков в зеркало заднего обзора. – Иваныч кстати запретил общаться с прессой после проигрыша Зениту. Так что тут без обид со стороны пишущей братии. К Сударину все вопросы.
С этими словами опустил боковое окно, достал сигарету и закурил, ничуть не смущаясь. В то время курить было нормально и курили многие игроки, даже нынешний тренер сборной Лещин, а динамовец Добровольский выкуривал по две пачки сигарет в день.
– А вообще атмосфера не самая приятная в клубе, хуже чем было до кубкового финала, – вздохнул Федор. – Не знаю, чем все закончится.
– Почему так? – заинтересовался я, не лишним виделось понимать вводные внутри своего нового клуба.
– Ну поговаривают, что Николай Петрович готов подписать заявление Иваныча на увольнение, – охотно объяснил Фёдор. – Ты же сам мне рассказывал, забыл?
Чтобы что-то забыть, это надо знать. Я, разумеется ничего Костикову не говорил. Зато историю ухода оригинального Бекасова из Спартака накануне чемпионского сезона 1989 года помнил достаточно отчётливо. Много эту историю мусолили в прессе и во всяких мемуарах и биографиях. Якобы после смерти Андрея Петровича Классникова между его старшим братом Николаем Петровичем и тренером Константином Павловичем обострился старый конфликт (Гайдай не мог смириться с динамовским прошлым Бекасова) и когда в сентябре 1988 Бекасов психанул и написал заявление об уходе по собственному (в дальнейшем он уходить передумал, понятное дело), старший Классников заявление
– Как команда на это реагирует? Изменилось что в мое отсутствие?
– Как… устали все. Сам же знаешь, что он после прошлого сезона половину основы подал на отчисление из команды. Кому такие качели понравятся? Хочется больше стабильности. Я Иваныча уважаю, но такие вещи не поддерживаю. Ну, это я уже тебе говорил.
Фёдор докурил до самого фильтра. Кстати курил он те же самые сигареты, что мне предлагал Лёня в палате.
– Где церемония будет?
– В Тарасовке, мы ж туда едем. Я ж тебе уже говорил.
– Чего не в ресторан?
– Ты чего Николай Петрович не переносит рестораны! – возмутился Федор и удивленно уставился на Ивана через зеркало заднего обзора.
Тарасовка значит Тарасовка. Тем лучше, я как раз планировал отправляться прямиком на спартаковскую базу после выписки. А тут совпало. База находилась в получасе езды от севера-востока Москвы. Добрались до места достаточно быстро. По пути полузащитник вспомнил некоторые подробности крайней игры.
– Представляешь, Ванек, я травмирован, на поле меня нет, а болельщики все равно орут целым сектором: «Что на поле за подкова – это морда Костикова». А наши им отвечают своё: ЗАБИВАТЬ ВСЕГДА ГОТОВ ВСЕМ ПОДРЯД НАШ КОСТИКОВ!
– Классно.
– Но меня то на поле нет!
Заехав на территорию, я заценил легендарную водонапорную башню с деревянным куполом. Забора в 1989 году в Тарасовке ещё не было. Федор спокойно заехал на базу, поехал в сторону главного корпуса, мимо полей, домиков для инвентаря и турников. На одном из полей были установлены кольца с деревянными щитами для игры в баскетбол – игра помогала футболистам отвлечься и напряжение снять. А на окнах главного корпуса висели красно-белые занавески. У входа стояли автомобили, среди которых особо выделялся салатного цвета «мерседес». Я обратил внимание, что значок мерса скручен с капота.
– Главный уже здесь, – прокомментировал полузащитник, останавливаясь рядом с Мерседесом главного тренера и глуша мотор. Следом Фёдор поднял окна на своей копейки, вышел из машины, помог выбраться мне. Подержал костыли, пока я вылезал.
– Ну что, пойдём?
– Идём, надеюсь кормить досыта будут, мне больничная еда осточертела!
– Павловна голодным никого не оставит!
И они двинулись в главный корпус, где уже собрался народ.
– Федь, а Федь, а как проходить чествование будет, ты в курсе?
– Поедим, чай попьём, конверты с премиями получим, да Николая Петровича послушаем… вот бы он не решил Евгения Онегина продолжить читать.
– Онегина?
– Он на обратном пути из Ленинграда читал, чтобы мы музыку не слушали, – охотно пояснил полузащитник.
Вот так, разговаривая обо всем и ни о чем, зашли в столовую. Мне хотелось повидаться живьём с главным тренером, да и с остальными спартаковцами. Но больше всего я хотел понять, что будет дальше и какую судьбу приготовил для меня клуб. Потому как ситуация оставалась подвешенной до сих пор. А чего я терпеть не мог, так это неопределённости, которая мешала строить нормальные рабочие планы.