Тренировочные часы

Ней Сара

— Большую спальню?

Вишенка на торте? В ней собственная ванная комната.

Рекс в подтверждении кивает.

— Большую спальню.

«Вот же дерьмо».

Вся эта дурацкая идея заставляет меня задуматься.

Я поворачиваюсь к нему, на моем лице расплывается ухмылка, такая же, как у него.

Протягиваю руку.

Гандерсон протягивает свою.

«Я хочу эту спальню».

— По рукам.

ГЛАВА 1

Анабелль

Мои

родители не могли бы выбрать для меня более женственное имя, но дело в том, что они выбрали его не потому, что оно было красивым или женственным.

Нет.

Они выбрали его из-за борьбы.

Все всегда было связано с борьбой.

До моего рождения отец, как это часто бывает с мужчинами, хотел иметь сына, который продолжил бы семейные традиции.

Семейная традиция Доннелли: борьба.

Сколько себя помню, спорт течет в крови семьи Доннелли. Борьба — это жизнь моего отца.

Мой ирландский дед занимался борьбой. Как и отец.

Но вместо сына родилась я, Анабелль вместо Энтони. Ана вместо Эйба.

Маленькая девочка, боящаяся собственной тени, которая вместо того, чтобы заинтересоваться хобби отца, цеплялась за его ногу. Девочка, которая носила с собой куклы и плакала по матери в тех редких случаях, когда отец пытался научить ее нескольким приемам самозащиты.

Еще в колледже в Миссисипи, когда папа был начинающим борцом, у него был лучший друг в команде по имени Люсьен Беллетонио. Белль, как они его называли, хотя он был полной противоположностью такого женского прозвища — мрачный, задумчивый и обреченный стать чем-то большим.

Чемпион.

Лучший друг моего отца.

За год до моего рождения, всего через пять месяцев после того, как мои родители познакомились, Белль и мой отец были привлечены к более важным делам.

К тренерству.

Жизнь была хороша и становилась еще лучше: Белль — восходящая звезда на матах и вне их; мой отец с новоиспеченной женой ожидали прибавления в семействе, но затем на пути встала судьба, вместе с пятью тоннами стали, заканчивая жизнь Белль и забирая с собой лучшего друга моего отца.

Белль.

АнаБЕЛЛЬ.

Женственная, умная и сильная.

Мой отец не хотел забывать Люсьена Беллетонио, и теперь он точно никогда не забудет, потому что у него есть я.

После развода мама не позволяла ему видеться или навещать меня, всегда ссылаясь на ту или иную нелепую причину.

Твой отец слишком занят своей карьерой, чтобы оставить тебя с ним. Сейчас борцовский сезон. Скоро борцовский сезон. Он заботится о тех мальчиках больше, чем о тебе.

Раньше я верила ей. Пока не выросла и не поняла, что на самом деле она имела в виду — он заботился о тех мальчиках больше, чем когда-либо заботился о

ней.

Я? Я никогда не чувствовала себя брошенной отцом, никогда не чувствовала себя оставленной позади.

Я выросла, стала старше и мудрее, начала видеть папу по телевизору, на «И-Эс-Пи-Эн»¹. Знала, что он важный человек с важной работой, и уважала это.

А вот моя мать — нет.

Будучи молодой женщиной с маленьким ребенком, она не была готова идти на жертвы, которые приходится приносить женам многих тренеров. Переезжать осенью, когда менялся тренерский штаб. Сокращение зарплаты. Увеличение зарплаты. Продвижение по службе, сопровождаемое понижением в должности. Ездить по стране, туда, где есть работа.

Эта мысль заставляет меня съежиться.

В быстром темпе перебираю ногами по беговой дорожке, подталкиваемая мыслями о разводе родителей. Тренажер, на котором я занимаюсь, установлен под крутым уклоном вверх. Подталкивает меня к вершине. Заставляет меня потеть. Заставляет мои ноги бежать быстрее, колотя по резине в такт музыке. Вся моя тренировка — метафора к моей жизни.

Пора двигаться, Анабелль. Пришло время.

Мои ноги отбивают ритм слов.

Пришло время перемен.

Мои ноги выбивают песнь.

Пришло время…

— Эй, ты еще долго будешь занимать тренажер? — За вопросом следует похлопывание по плечу, и я оглядываюсь, с любопытством глядя на человека, у которого хватило наглости прервать мою тренировку.

Я не вынимаю наушники и качаю головой, покачивая хвостиком.

— Еще пятнадцать минут. — Оглядываю комнату, заметив ряд пустых беговых дорожек. — Можешь воспользоваться одним из тех.

Я стараюсь быть как можно вежливее, но парень просто стоит и смотрит на меня. Его губы шевелятся, но с заткнутыми ушами едва могу разобрать, что он говорит.

Губы продолжают двигаться.

Я вытаскиваю наушник и держу его рядом с головой.

— Что?

— Это моя счастливая дорожка. — Парень одаривает меня широкой улыбкой, уверена, он думает, что заставит меня соскочить с нее в мгновение ока.

Это не так.

— Твоя счастливая дорожка? Так не говорят.

Серьезно, кто о таком слышал? Так глупо.

— Да. Счастливое число семь.

Я быстро сканирую, считая тренажеры справа-налево. Он прав, я на седьмой дорожке.

— Ладно, дай мне еще тринадцать минут, и она твоя.

Парень скрещивает руки на груди.

— Я подожду.

— Может… подождешь там?

Его близость немного навязчива, нежелательна и пугает меня.

Решив не обращать на него внимания, я вставляю наушник обратно, увеличивая громкость музыки, чтобы заглушить его. Его рот снова шевелится.

Я показываю на свои уши.

— Музыка слишком громкая, я тебя не слышу.

Его рот кривится в ухмылке, и мне кажется, что парень говорит:

— Слава богу, ты совсем не похожа на своего отца.