Тренировочные часы
Шрифт:
— Вечер свидания?
Папа слегка прищуривается, чтобы оценить реакцию собеседника, и, как бы я ни старалась сохранить невозмутимое выражение лица, он видит в моих глазах волнение при упоминании о свидании.
— Я же сказал, тебе нельзя встречаться ни с одним из этих придурков.
— Каких придурков? Ты отгородил меня практически ото всех.
— Борцы. Это мне не по душе. — Проявляются папины южные корни. — Я не хочу, чтобы ты связывалась с кем-то из команды. Это плохо кончится.
—
— Для них. — Он что-то царапает на желтом стикере и шлепает его на монитор компьютера. — Кроме того, ты знаешь, что я уже сказал всем и каждому, чтобы они держались от тебя подальше.
— Некоторые из них не самые лучшие слушатели, — язвительно замечаю я со смехом.
Мой отец не находит в этом ничего смешного, судя то тому, как выпрямляется в своем кресле.
— Кто?
Я едва заметно качаю головой.
— Никто.
— Один из них уже приставал к тебе?
— Нет, пап. Я просто пошутила.
— Анабелль Джулиет.
— О, братец, вот тебе и второе имя.
— Я не шучу, Энни. Половина из них не отличит свою задницу от дыры в земле.
Я ухмыляюсь.
— А как насчет второй половины? — Те, кто меня волнует.
Он смотрит на меня без улыбки.
— Ты была таким умником со своей матерью?
— Да, вроде того. — Это одна из причин, по которой мы с мамой ссорились, когда я была подростком. Она терпеть не могла мое чувство юмора, говорила, что я слишком напоминаю ей отца. С каких это пор это плохо? Я всегда была шустрой.
— У другой половины нет времени на свидания, Анабелль. Другая половина выигрывает национальные чемпионаты и не нуждается в отвлечениях.
Ах, вот оно что.
— Значит, это ты не хочешь, чтобы парни встречались.
Он усмехается.
— Анабелль, ни один тренер в истории «Национальной студенческой спортивной ассоциации» не хочет, чтобы их спортсмены с кем-то встречались.
Я смеюсь, откидывая голову назад, потому что он говорит это так буднично, как будто это должно быть очевидно.
— Я понимаю, пап, но ты не можешь контролировать все, что они делают.
— Нет, но могу запретить им встречаться с моей дочерью.
— А что, если один из них мне понравится?
— Этого не случится. — Его тон заставляет меня спорить с ним.
Так я и делаю.
— Серьезно, пап, а что, если я встречу одного из них, и он будет такими горячим, забавным и очаровательным, что я не смогу устоять?
Он снова сплетает пальцы.
— К счастью для меня, этих парней уже нет на рынке. Как вы, ребята, его называете? Рынок мяса?
— Худшая метафора, но верная. — Я пожимаю плечами. — Ну, пусть будет рынок мяса.
— Я не шучу.
— Я знаю, пап.
— Хорошо. —
— Ты шутишь?
— Да. Разве не смешно?
— Не совсем, потому что думаю, что эти забавные уши иногда довольно милые. — Я доставляю ему много хлопот, и он это знает. Встаю со своего места и протягиваю руку, слегка шевеля мочками его ушей. — Посмотрите на милые маленькие ушки моего папулечки.
Он, ворча, шлепает по руке.
— Прекрати, люди смотрят.
Я бросаю ему взгляд, достойный моего подросткового «я».
— Никто не смотрит.
Если не считать борца, бродящего по раздевалке. Зик Дэниелс ловит мой взгляд и хмурится, тут же подставляя мне свою широкую спину, когда переодевается в спортивную рубашку. Вся кожа его спины покрыта черной татуировкой, которая выглядит как восходящий Феникс. Резкие линии с мрачным настроением.
Таинственный, жесткий и злой, каким и кажется этот парень.
— Он всегда такой задумчивый? Или это только для меня?
— Дэниелс? — Папа снова вытягивает шею и смотрит сквозь стекло. Фыркает. — Он всегда такой.
— Почему?
— Подозреваю, что это как-то связано с его воспитанием. Он не ладит со своими родителями.
— А-а-а, понятно.
После этого мы оба молчим, и мне интересно, думает ли он о том же, о чем и я. Что родители формируют человека таким, каким он становится, хотят они того или нет. Я имею в виду, посмотрите на меня — у меня двое совершенно нормальных родителей, которые развелись, и в некотором смысле это как-то повлияло на меня.
Я проехала полстраны, чтобы получить одобрение отца, искупить вину за то, что мать его бросила. Я достаточно посещала занятий по психологии в старших классах, чтобы знать, что такое поведение проистекает из моего прошлого и имеет отношение к динамике моей семьи.
— Не поверишь, — говорит папа, — но он действительно прошел долгий путь. В прошлом году он был таким придурком, что мне чуть не пришлось его отстранить.
Я изучаю Зика через стекло, скольжу взглядом по его телу, глазею.
«Серьезно, Анабелль, перед своим отцом?»
Тьфу.
— Чуть не отстранил? Почему?
— Паршивое отношение. Простите мой французский.
— Он не выглядит так уж ужасно.
Папа хмыкает.
— Внешность бывает обманчива, и подозреваю, что в этом замешана его девушка.
— Ты с ней встречался?
Я смотрю, как Зик сидит на скамейке спиной к нам, зашнуровывая пару черных борцовских ботинок и натягивая майку через голову. Какая жалость — прикрывать идеальную широкую спину.