Трепет света
Шрифт:
— Мерри, ты слышала, что мы сказали? — спросил Дойл.
Я моргнула и задумалась, слышала ли я хоть что-нибудь из произнесенного этими очаровательными губами за последние несколько минут? И в конце концов ответила:
— Нет, простите, но ваша нагота меня отвлекла.
Они улыбнулись друг другу, а затем и мне. Я могла бы сказать: «Не зазнавайтесь!» — но это ведь было правдой, эти двое обнаженных мужчин, тела которых даже не готовы к определенного рода вещам, навевают мне мысли о сексе и пробуждают сильное желание. Мне все еще было слишком больно для чего-то такого, даже без предупреждений докторов, но то, что моему телу это снова было
— Повторите все, что вы сказали. И я постараюсь не отвлекаться, но если вы сядете и накинете на бедра простыню, это поможет мне сосредоточиться.
Их улыбки переросли в озорные ухмылки, но они исполнили мою просьбу и сели каждый со своей стороны кровати: Холод слева от меня, Дойл — справа. Когда они прикрылись простыней, Дойл произнес:
— Она была Королевой Кошмаров, ибо никогда не была для знати просто леди, Мерри, а всегда чем-то большим.
— А король когда-то был всего лишь лордом? — спросила я.
Они оба кивнули, и волосы Холода рассыпались по его обнаженным плечам. Ночью, как бывало частенько, его хвост распустился. Лента не всегда удерживала его волосы, словно они сами не желали быть связанными.
— Кто же тогда был королевской семьей Благого двора? — спросила я. Я никогда и не задумывалась над тем, что Таранис не происходил из «королевского» рода в отличии от Андаис, но он был королем более тысячи лет. Мне и тридцати пяти не было, это было немного раньше моего рождения.
— Они были убиты в последней Великой войне между двумя главными дворами, — сказал Дойл.
Я уставилась на него.
— Тогда почему наша королева не стала править над всем Фэйри?
— Потому что оставшаяся знать Благих предпочла бы гибель Благого двора объединению его с Двором Кошмаров, что было одним из названий того времени Неблагих.
— Почему же моя тетя просто не уничтожила их, пока не сдались бы выжившие? Можно утверждать, что выберешь смерть, но гибель других перед тобой может сделать тебя более сговорчивым, во всяком случае мне так говорили, — сказала я.
— Не всегда, — возразил Дойл, — и хотя мы победили в войне, наша сторона понесла большие потери, если бы мы продолжили сражаться, все сидхи могли бы быть уничтожены.
— Пиррова победа[18], - заключила я.
— Если бы сражение было продолжено, то да.
— Я и не знал, что положение было таким плачевным, — проговорил Холод.
— Что значит ты не знал? — спросила я.
— Вера и нужда не давали мне стать Убийственным Холодом, пока Таранис не стал королем. Первым сражением, в котором я участвовал, было против гоблинов, когда оба двора сидхов объединились против общего врага.
Мне было известно, что когда-то мой высокий властный Холод был маленьким Ледяным Джеком, размером с ребенка воплощением инея, которым он разукрашивал окна и грани предметов, следуя в процессии Короля Зимы. Люди считали его работу прекрасной и достойной внимания, и однажды смертные оценили его и поверили, рассказывая предания, и это сделало его сильнее и реальнее. Так же как любовь и вера превратили игрушечного кролика из сказки про Плюшевого Зайца[19] в настоящего зайчика, так и мужчина рядом со мной стал не чем-то, что стелится перед снегом, немногим большим образа холодной и ледяной красоты, а Убийственным Холодом. Моему Холоду помогла любовь смертной девушки по имени Роза. Она уже давно покоилась в своей могиле, но из любви к ней Холод захотел вырасти высоким и сильным, чтобы связать с ней свою жизнь. Я была благодарна ей, и поскольку не могла сказать ей спасибо, когда Холод предложил назвать нашу вторую дочь Розой, никто не возразил. Мы лишь подобрали более красивую версию этого имени — Брилуэн, по-корнийски «роза».
Одной рукой я так и сжимала нож, который он дал мне, а второй потянулась к нему, чтобы коснуться его бедра, проглядывающему из-под одеял.
— Я и забыла, что Мрак и Убийственный Холод не всегда были вместе рядом с королевой.
Он накрыл мою ладонь своей и подарил улыбку, в которой было все, что я хотела сейчас видеть: нежность, любовь и мягкость, сохранившиеся от его первой формы, что бежала вприпрыжку перед снегом и украшала мир льдом.
— В малых битвах между дворами сидхов, после этого, новоиспеченный Холод сражался против меня.
Я повернулась к Дойлу.
— Хочешь сказать, что вы двое сражались друг с другом?
Он улыбнулся.
— Нет, я видел его пару раз на поле боя. Он сиял, и его сложно было не заметить, но в битве он был новичком, и его не обучили так, как делал я, прежде чем выпустить на поле только что вступившего в ряды воинов.
— Думаю, для Благих я был случайной неприятностью. Я был первым за долгое время низшим фейри, ставшим сидхом. Низших фейри не тренируют так же, как сидхов.
— Это относится и к Неблагим, но полагаю, они ожидали, что ты погибнешь в тех небольших битвах, не было нужды тратить свои силы на пушечное мясо.
Холод начал поглаживать большим пальцем костяшки моей руки, которой я касалась его бедра.
— Ты, возможно, прав, но я выжил, и они начали обучать меня.
— Если когда-то ты был Благим, то как тебя изгнали из них?
— Прислужница, человеческая девушка, пролила на руку короля горячий суп. Он исцелился за считанные минуты, но все равно ударил ее, а когда она устояла, не дрогнула и не отвела взгляда, он начал избивать ее.
Холод все поглаживал мою руку, смотря в никуда отрешенным от воспоминаний взглядом.
— Ты спас ее, — сказала я.
— Я встал между ними, потому что не мог смотреть на то, как он убивает ее, и не понимал другую знать, просто наблюдающую за всем этим.
— Ты недостаточно долго пробыл аристократом, — сказал Дойл. — И не понимал привилегии правителей.
— И до сих пор не понимаю, но наша королева научила меня не вставать между ней и ее жертвами.
Холод задрожал, обхватил свои широкие плечи, словно замерз, но есть холод, который зависит от температуры, а есть тот, что касается сердца и души.
Дойл потянулся через меня, чтобы коснуться плеча Холода.
— Мы все научились не испытывать милость королевы.
Так говорили среди Неблагих, быть в милости у королевы — означало попасть в безнадежную ситуацию, и чтобы избежать ее милости, ты готов сделать все или чего-то не сделать, если потребуется.
Холод поднял голову и встретился взглядом с другим мужчиной. Они смотрели друг на друга, и на лице Холода была такая же боль, какая скорбь отражалась на лице Дойла. Я как будто уловила намек на те долгие века, что превратили их в тех мужчин, которыми они были теперь, и друзей, которыми стали друг другу. Они закалились в огне сражений и пыток.