Трепет

Малицкий Сергей Вацлавович

– Не гони лошадей, – посоветовал Каме Орс, когда копыта лошадей загрохотали по камням проездного двора. – Кто ж дурачка ищет? Что дурачка, что умирающего старичка, что воина беспамятного. Только случай поможет. А не будет случая, значит – не судьба.

– Значит, мне так и таскать в себе мурса? – процедила сквозь зубы Кама.

– Зачем же? – обиженно протянул Орс. – Как случай подвернется, сам слечу, и не заметишь даже.

– А если не судьба? – спросила Кама.

– А тебе что, плохо со мной, что ли? – спросил Орс.

– Вот слетишь, тогда и поговорим, – пообещала Кама.

…Постоялый двор и в самом деле оказался большим, к тому же устроен он был прямо под стенами княжеского замка, только затеряться в нем никак

бы не вышло, трактирный зал, в котором Кама наскоро перекусила, был почти пуст, да и на втором этаже, где узкие двери в каморки-комнатушки лепились через каждые три шага, постояльцами даже и не пахло. Точнее, пахло, но не постояльцами, а кислой капустой, грязной обувью и гнилым деревом.

– Простите, – униженно кланялся служка, которым оказался невысокий то ли моложавый старичок, то ли хлебнувший лиха паренек. – Господин Скутум велел поселить вас получше, но вовсе хороших комнат нет. Уже лет шесть, как вся Арамана на узлах спит, на узлах ест, на узлах рожает детей и всякое другое творит. Войны ждем. Даже уже за раппской стеной и в Бабу и деревеньки устроили, кто и дома себе прикупил, а все родная земля держит. Да и недалеко вроде. Успеем?

– Не знаю, – захлопнула перед носом слуги дверь Кама и тут только поняла, что усталости в ней столько, что, пролежи она хоть неделю, просыпаясь только от голода и по нужде, все равно не избудет накопившуюся усталость.

– Ваша милость, – послышался стук в дверь старательного служки, – уж простите, забыл сказать, что у нас, как в лучших гостиных домах Самсума, воду носить не надо! Течет по свинцовым трубам в каждую комнату, только затычку вынуть. И жаровня в каждой комнате имеется, и все прочее, только затычку не забывайте обратно вставлять, а то ворот осел крутит, так надо же и животину пожалеть. Хорошо?

– Иди, – бросила Кама, сбрасывая одежду. – Орс?

Мурс не отзывался.

– Ну, как хочешь, – буркнула Кама, заходя за выцветшую ширму. В углу комнаты и в самом деле торчала свинцовая труба, заткнутая деревяшкой. Точно под ней стояла жаровня, наполненная подернувшимися пеплом углями, поверх них лоснился черным боком котел. Кама выдернула пробку, поморщилась, потому что струйка воды несла в себе если не уличный мусор, то уж точно песчинки и чешуйки сажи, и оживила жаровню, едва не разметав ее содержимое по всей комнате.

– Спокойнее, это не калбы, – прошептала она сама себе и на всякий случай окликнула еще раз: – Орс? Неужели слетел? И куда же? Ведь не на этого служку?

Происшедшее вдруг расстроило ее. Кама даже почувствовала что-то вроде тоски или досады, словно кто-то близкий, с кем она вела беседу не один час, вдруг поднялся и, не говоря ни слова, ушел. Даже не попрощался.

– Ну и ладно, – буркнула Кама и принялась смывать с себя грязь и пот, раздумывая о том, что все ее отличие от простолюдинок в том, что она пытается оставаться принцессой хотя бы изнутри. Хотя что она знает о простолюдинках? И ночевала ли хоть одна из них в комнате, в стене которой торчит труба – словно доставленный к жилищу родник?

Через час Кама залила жаровню и вышла из комнаты, не оставив там на всякий случай ничего. Две мысли не давали ей покоя – куда же все-таки делся мурс и стоит ли отдыхать, не укрывшись хотя бы за стенами Раппу? Хотя всего лишь два часа сна у костра давали о себе знать, не упасть на лежак стоило серьезных усилий.

Служки на этаже не оказалось, Кама пару раз окликнула его, потом спустилась вниз и обнаружила, что ее недавний слуга суетится в обеденном зале, погоняя двоих похожих на него мальчишек. Затеяв с ним разговор, Кама вскоре поняла, что видит перед собой как раз хозяина заведения. Через пять минут его беспрерывных поклонов, между которыми трактирщик успевал отдавать указания сыновьям, потому как десятка два посетителей все-таки решили почтить полуденную араманскую стряпню, Кама поняла, что постояльцев, кроме нее самой, на постоялом дворе нет вовсе. И вообще всего

народа – он сам, два его сына да их мать, которой теперь нет, потому что она в Раппу обихаживает новый дом, что удалось построить за последние пять лет, да будет благословенна королева Раппу – Рима Нимис. На вопрос же, есть ли где-нибудь поблизости, да хоть в самом замке за стеной двора, или где-нибудь в подвале или кладовых кто-то старый, при смерти, раненый воин, человек без ума или в беспамятстве, трактирщик побледнел, пожал плечами и пробормотал только, что всякого привечает, но никого подобного в трактире нет. Всей живности на сей момент – он, два сына, осел, что крутит ворот, два кошака и без счета крыс. Это если говорить о подвалах. А за стеной замка, к которой прижался постоялый двор, вовсе нет никого, потому что там выгребная яма и вроде бы оружейная, так кому там быть, тем более что войны пока что не случилось, а с ума араманы сходят как раз перед смертью. Едоков же в трактире всего за два десятка, но ни один из них не похож ни на умалишенного, ни на смертельно больного. Хотя – двое просили передать, что ожидают, когда гостья Туна отдохнет и позволит с нею переговорить.

– Вон, – протянул руку трактирщик. – Мужчина и женщина.

Мужчину Кама узнала за десять шагов. У высокого окна, за которым в мутное стекло смотрела и билась холодным снежным ветром зима, хотя длился еще последний день осени, сидел красавчик Каутус – второй сын князя Араманы, пусть и одет он был неприметно, подобно торговцу или ремесленнику. Но женщина рядом с ним явно не была его женой Ламеллой Валор. Не искрился смех из ее глаз, а Ламелла, как помнила Кама, сама была смехом, радостью, легкостью. Даже мать Камы говорила, что самый светлый брак, самый дружный союз из всех, что создали молодые принцы и принцессы Анкиды, – это союз Каутуса Скутума и Ламеллы Валор. Нет, это была не она. Голубые глаза Ламеллы не могли стать серыми, словно отшлифованная сталь. Неужели у араманов принято скрывать свое лицо? Отчего Каме кажется, что она никогда не встречалась с этой женщиной?

– Вот. – Каутус дождался, когда Кама подойдет, поднялся, ответил поклоном на ее поклон и положил на стол два ярлыка. – Это от Вервекса. У меня будет короткий разговор к тебе… Пасба. Но прежде всего я хотел бы передать тебе следующее – князь Араманы Силекс Скутум выражает тебе огромную благодарность за твои сведения и восхищение твоей доблестью. Хотя, – Каутус позволил себе улыбнуться, – не может поверить в то, что описал ему брат. Но дело не в этом. Силекс Скутум будет рад содействовать твоему путешествию, во всяком случае, на конюшне тебя ждут две лошади, если, конечно, ты уже нашла своего спутника.

– Еще нет, – проговорила Кама и взглянула на спутницу Каутуса. Та прикрыла на мгновение глаза, может быть, даже улыбнулась под тканью и поклонилась Каме.

Каутус покосился на соседку, но, видно, удовлетворился ее поклоном и продолжил:

– От себя только хочу добавить, что, если у тебя возникнут какие-то просьбы, они будут выполнены незамедлительно. Передать их сможешь хоть через трактирщика. Ты ведь понимаешь, что тебе лучше не разгуливать с открытым лицом? Даже здесь? А на воротах Раппу и Бабу до сих пор висят повеления Пуруса Арундо о поимке некоторой особы. Границы Раппу – границы великого Ардууса, пусть даже его величие многими ставится под сомнение. Ты обветренна и утомлена, но твоя усталость даже тени не отбрасывает на твою красоту. Будь осторожна.

– Буду, – пообещала Кама. – Это все, что ты хотел мне сказать?

– Нет, – раскатал по столу полоску пергамента Каутус. – Мне нужно, чтобы ты повторила все то, что сообщила Прунуму. Сразу скажу, что все это будет переписано и отправлено с гонцами в Раппу, Бабу, Хонор и Аштарак. Считай, что в Ардуус. Кроме этого я хочу знать, как выглядит оружие гахов, их точный рост, доспехи, все, что может оказаться полезным. Как далеко летят их стрелы, копья. Как гахи сражаются. Все, что ты запомнила.