Трепет
Шрифт:
Литус выбрался на улицу почти самостоятельно. Подождал, пока Лава прикроет за ними дверь, собрал со стены налепившийся на нее снег и отправил его в рот, потом посмотрел мутными глазами на Лаву.
– Тепло, поэтому снег липкий. Море рядом. Море Тамту. Давай сюда сетку. Набрасывай на нас. И прижимайся ко мне. Прости, но мне придется опираться на тебя. Отработаю потом.
Литус потерял сознание через десяток шагов. Захрипел и привалился к Лаве каменным столбом, безвольной тушей. Она присела от тяжести, потом подставила плечо, взвалила неподъемное, но еще живое тело на себя и пошла, медленно переставляя ноги, вниз по улице. Как ей говорили ее напарники по воинским упражнениям в Ардуусе?
– Ничего, – отшучивалась Лава, но на шею сажала кого пощуплее. – Лучше сейчас привыкнуть, а то замуж выйду, будет в диковинку.
Да, похоже, тогда надо было сажать кого потяжелее.
Она шла медленно. Тяжесть была такой, что темнело в глазах. Но Литус продолжал дышать. Тихо, с хрипом, но дышать. И каждый его вдох, каждый выдох прибавляли ей крохотную толику силы.
Горожан почти не было, а те, что случались, торопились пробежать мимо по своим делам, и уж во всяком случае побыстрей убраться с улиц, заполненных липким снегом и странным, как будто соленым ветром. А потом Лава увидела море. Оно оказалось неожиданно светло-серым, а не синим или зеленым, как рассказывали о море в Ардуусе. Серые волны бежали из мутной дали в порт, бились о камни, качали облепленные снегом крутобокие корабли, которых все же было немного, как было немного и людей в порту. Точнее, их вовсе не было, только тянулся от одного из двух уходящих в волны причалов ряд сарайчиков и лавок, и определить, у какого из них зеленая крыша, не было никакой возможности, потому что все было залеплено снегом, все. И Лава двинулась к мальчишке, который пытался сдвигать широким деревянным заступом снег прочь от одной из лавок, чтобы спросить его о магазинчике с зеленой крышей, но вдруг увидела скуластое лицо, неотличимое от лица Лауруса, долго вспоминала, как же все-таки зовут бывшего карапуза, которому должно уже было исполниться двенадцать, и наконец выдохнула:
– Гладиос!
– Да? – обернулся мальчишка, замер, расширил глаза, когда Лава сдернула с себя и своей ноши сетку, и тут же бросился в лавку, когда Лава прошептала: – Помоги, Гладиос. Я твоя тетка.
…Они катили тележку вдвоем – Гладиос и его одиннадцатилетняя сестренка Арма. Уложили в нее Литуса, который уже не приходил в сознание, только тяжело дышал, и накрыли его рогожей. Лава шла сзади невидимой, и Гладиос то и дело оглядывался, не в силах поверить, что можно вот так скрыться с глаз, пусть даже и снег кружился вокруг так, что не было ничего видно в пяти шагах, и, судя по лицу, уже строил планы, как можно использовать столь чудесное снаряжение. Арма шмыгала носом и то и дело размазывала по щекам слезы.
Дом Лауруса оказался довольно далеко, но Лава не замечала ни расстояния, ни слез, что текли по ее щекам. Пошатываясь не от усталости, а от чего-то непонятного, она то смотрела на тележку, то на море, но, как ей казалось, слышала тяжелое дыхание бастарда. Дорожка петляла вдоль берега, пока, миновав трущобы, не повернула по узкой улице к торчащему на оголовке каменистого мыса маяку. Здесь, среди десятка глинобитных домиков, и отыскался укромный домишко. За воротами радостно и одновременно тревожно гавкнула собака, загремел засов, в створе показалось встревоженное, залепленное снегом лицо жены Лауруса Авы, которая совсем не изменилась с того дня, как Лава видела ее в последний раз, разве только счастья прибавилось в морщинках вокруг глаз. Но теперь это счастье мешалось с тревогой.
– А ну-ка? – резво прикрыл ворота Гладиос. – Мам, смотри. Давай!
Лава стянула с
– Тут человек, – снова не удержала слезы Лава. – Надо помочь!
– Литус! – прошептала Ава, подняв рогожу. – А ну-ка, быстрее! Арма! Воду на плиту! Гладиос! Бегом в дом, разбери лежак в горнице! Ну что, перенесем? Что же это такое-то?
Собака крутилась под ногами, в доме пахло свежей выпечкой, дети Лауруса суетились, помогая матери, и слезы, которые Лава так и не выплакала в ту страшную ночь в Ардуусе, теперь текли неостановимо.
– Дышит! – прошептала, поднявшись от ложа, Ава. – Но горячий, не прикоснуться! Что с ним? Уж не думала его увидеть. Это ведь его дом, пусть он и пожить в нем не успел. После той беды…
– Где Лаурус? – спросила Лава.
– Ушел, – скривила лицо Ава. – Еще две недели назад. Тут беда ведь приключилась. Аллидуса убили. Друга. Лекаря. Лаурус было сунулся, но не пошел туда. Почувствовал слежку. Отправился в Тир, дошел слух, что Син там.
– А мы вот слежку не почувствовали, – прошептала Лава.
– Да как же? – испугалась Ава.
– Поздно пугаться, – вздохнула Лава. – Конечно, если там была одна слежка, а не две. Одной – не стало.
– Воды, – донеслось со стороны Литуса.
– Сейчас, – метнулась в кухню Ава.
– Подожди, – склонилась над безвольным телом Лава и осторожно поднесла к носу Литуса пробку.
Бастард вздрогнул, открыл глаза, вздохнул.
– Как я?
– Горишь, – испуганно прошептала Лава.
– Главное, чтобы не гнил, – выдохнул Литус. – Смотри-ка. Мы у Лауруса?
– Он в отъезде, – протянула Литусу чашку воды Ава.
– Спасибо, – напился Литус. – Я сам дошел?
– Почти, – ответила Лава.
– Есть обрывок бумаги, ткани, что-то, на чем можно писать? – Литус стиснул зубы, словно перетерпел приступ боли. – Нужно послать кого-то за снадобьями. За сильными снадобьями. Мне нужно встать на ноги. Быстро встать. Лава?
– Гладиос сбегает! – вытащила из шкатулки лист бумаги Ава. – Он грамотный и шустрый.
– А можно мне надеть ту штуку, которая прячет? – шмыгнул носом из-за плеча матери Гладиос.
– Я сейчас тебе надену! – прошипела мать.
– Нельзя, парень, – снова поморщился Литус. – Это штука не для баловства. Представляешь, сколько за нее могли бы отвалить воры Самсума?
– Так я не торговать? – надул губы Гладиос, но, получив в руки листок с перечнем снадобий, несколько монет с наставлением не тратить попусту, но сдачу оставить себе или пустить на сладости, да не задерживаться и через плечо поглядывать, под завистливым взглядом Армы выскочил из дома.
– Мы уже шесть лет только и делаем, что поглядываем, – вздохнула Ава. – Лаурус сначала сидел взаперти, потом стал часто отлучаться, но все больше с Аллидусом. Пока тот не предупредил полгода назад, чтобы не подходили к нему, слежку почуял. А кончилось все плохо. Но Син должен помочь. Если, конечно, Лаурус найдет его. Все-таки Тир – не ближняя дорога. А море-то какое? Видели?
– Первый раз, – прошептала Лава.
– Тогда, считай, что и не видела, – улыбнулась Ава. – Море нужно летом смотреть, когда оно переливается на солнце, берег гладит, ноги лижет. Ничего, Энки смилостивится, все мы еще увидим море. Да что это я? Заболталась! Гладиос у меня шустрый – скоро прибежит, а здесь-то что готовить? Ты-то чего молчишь? – повернулась она к Литусу, на лбу которого выступил пот.
– Говори, говори, – с усилием пробормотал тот. – Ты, когда говоришь, словно поешь. И Лава тоже словно поет. Так бы и слушал. А мне-то что… Травы дома держишь?