Трепет
Шрифт:
– Давай за мной, – махнул он ей рукой. – Я распорядился, сейчас будет еда, питье, теплая постель, а вперед всего этого теплая вода и чистая одежда. Боюсь, что твоя, кроме гарнаша, уже ни на что не годится. Оставишь ее здесь. Думаю, когда ребята узнают, что ты натворила, они повесят ее на стену и будут приносить ей клятву перед дозором.
– Хорошо, – пробормотала Кама, следуя за княжичем по узкой лестнице. – Я только проверю, не обделалась ли. Если обделалась, то исподнее сожгу. Зачем им дерьмо на стене?
– Я бы обделался, – признался Вервекс, открывая низкую
– Магия, – прошептала Кама. – Мне помогла магия.
– Ну, если только, – с облегчением выдохнул Вервекс. – А то я уж думал, не вселился ли в тебя какой-нибудь демон. И вот еще. Я, конечно, понимаю, что ты – Пасба Сойга. Наверное, дальняя родственница знаменитого наставника из Лаписского замка. Но я должен тебе выразить свое сочувствие по поводу тех смертей в крепости Ос. Я очень сожалею, что все так произошло.
– Спасибо, Вервекс, – почувствовала, как сон улетучивает, Кама. – Я тронута. И насчет демона тоже. Ты мне польстил. Но мы будем спешить. Мне нужен час, чтобы привести себя в порядок. После этого никакого сна. Нужно срочно скакать в Тун. У меня плохие новости, Вервекс. Война.
Из покоев дяди, которые оказались обычной комнатушкой походного вояки размером десять на десять шагов, Вервекс вышел с лицом человека, узнавшего о внезапной кончине всех близких родственников. Через минуту пятерка бравых молодцев, которые теперь уже смотрели на Каму так, словно перед ними и в самом деле явился какой-нибудь демон, поставили на пол четыре ведра горячей и два ведра холодной воды, бутыль мыльного раствора и разложили на столе яства и вино, а на жестком лежаке пару белья, порты, рубаху и шерстяной котто явно большого размера.
– Меньше не было, – прокашлялся один из араманов и, захлопнув дверь, крикнул уже со ступеней: – А сапог и вообще нет.
– А если кто-то будет подглядывать, – Кама подошла к щелястой двери, – то я лишу зрения на месяц. И нашлю расстройство живота.
По лестнице загремели сапоги воинов.
– Неужели у тебя еще есть силы? – удивился Орс, когда Кама занавесила дверь одеялом и стала сдирать с себя окровавленные лохмотья и отправлять их в камин, ничего не оставляя араманским стражникам для почитания и поклонения.
– Сил нет, – призналась Кама, – но перед глазами стоят лезущие по стенам гахи. Поверишь, я их боюсь. И хочу убраться как можно дальше отсюда.
– Неизвестно еще, какие планы на тебя у местной угодницы, – напомнил Орс. – Гахи нас, конечно, поторопили, но через недельку мы все равно бы к ней отправились. И признаюсь тебе, мне тоже
– Я бы не рассчитывала на отсрочку, – прошептала Кама. – К тому же что там две-три сотни гахов? Я была в подземельях и видела их саркофаги. Даже если они были в один ряд, то есть в каждом ждал своего часа один гах или еще какая нечисть, то их было пятнадцать рядов в высоту! Две стены! Ряд шириной в полтора шага! Значит, на лигу их двадцать тысяч? Сколько лиг в подземелье? Виз Вини говорила, что не меньше десяти! Тогда их двести тысяч! Двести тысяч голодных гахов! А кроме них есть еще дикари в светящихся пещерах. Там деревни и даже город. Ты можешь себе это представить? Я не успокоюсь, даже если окажусь за стенами Раппу, которые не смог взять сам Лучезарный!
– Еще бы успокаиваться, – уныло согласился Орс. – Гахам осадные лестницы не понадобятся.
– А знаешь… – Кама принялась намыливать тело, морщась от саднящих ран. – А ведь я буду скучать без тебя.
– Ты думаешь, я от тебя отстану, когда найду себе тело? – удивился Орс.
– Тогда найди уж не совсем старого, чтобы ноги его шевелились, – попросила Кама. – А то точно отстанешь.
– Уж я постараюсь, – пообещал Орс. – Ноги… Ноги у тебя, надо заметить, это что-то…
– Ведьмины кольца! – угрожающе сплела пальцы Кама.
…Она привела себя в порядок быстрее, чем рассчитывала. Скривилась, подумав, что вторая банька за один день – это уже явно лишнее. Расчесала волосы, отметила, что не смотрелась в зеркало несколько лет. Оделась. Проверила оружие, перетряхнула мешки, которые полегчали за две недели пути от Кахака, быстро поела, но пить почти не стала, хотя вино оказалось славным, тем самым араманским, которое ценилось почти так же, как дакитское. Зато наполнила фляжки. Вервекс явился, едва звякнул колокол, и повел ее вниз. Прунум Скутум, средний из троих братьев Скутумов, был уже готов к продолжению похода. Он сидел у костра один и потягивал вино из потрескавшегося от времени кубка. Увидев чистое лицо Камы, он удовлетворенно кивнул, почесал бородку и пробормотал:
– Не думай, Вервекс не сказал мне ни слова, кроме того, что нам нужно гнать лошадей в Тун и спасать наше княжество. Но сейчас я вижу, кто ты. Все-таки, твоя мать была самой красивой королевой из всех, кого я знал. И ты взяла от нее лучшее. Ладно, забудем об этом. Говори. Я правильно понял, что ты идешь от самого Кахака?
– От Алу, – сказала Кама. – Я была там две недели назад.
– Вот ведь… – хмыкнул Прунум. – Я бы не добрался и за месяц. Тем более без лошади. Хотя случалось там бывать, но только с дружиной и давно… Чего ты там забыла? Я бы и по Анкиде не отпустил ни одну из своих трех дочерей, хотя они почти твои ровесницы, а ты ходишь там, где воины не рискуют ходить даже по десять человек! Хотя… – Прунум рассмеялся. – То, что я увидел у солончака, убеждает меня, что иногда охотник должен бояться дичь, а не наоборот. Так кто тебя отпустил?