Трепет
Шрифт:
– Смотря где война будет, – зло скривился стражник. – Может, Раппу и Араману сначала зацепит? Или вообще Тирену?
– Или Бэдгалдингир, – предположил Игнис. – Если напасть со Светлой Пустоши покатится.
– Иди уже! – в сердцах плюнул под ноги стражник. – Меч из ножен без нужды не выдергивай! А то не доберешься до Алки, в наших казематах сгниешь! Если не хуже…
Игнису доводилось бывать в самом древнем городе Анкиды. Правда, от всей его древности остались только сами ворота, вместе со стеной, перегораживающие западный выход из долины-ущелья Себет-Баби, да две башни угодников, которые вздымались выше стены и уступали высотой только новой цитадели короля Пуруса. Хотя одна из башен давно была перестроена и теперь являлась частью замка короля Бэдгалдингира, но и по сей день всякий, прикоснувшийся к серым камням стен и башен, мог быть уверенным, что к тем же самым камням прикасался и Энки, и уж точно Лучезарный. Во всяком случае, ворота Бэдгалдингира были снесены лишь однажды, полторы тысячи лет назад, как раз перед битвой при Бараггале. Но и по сей день и стена, и ворота были устроены таким образом, что оборонять их было можно и изнутри крепости, и снаружи. Высоченное укрепление, имея длину в четверть лиги, как раз, чтобы сомкнуть утесы гор Балтуту, в глубину раскидывалось на сотню шагов, обращаясь в растянутую между скалами необычную крепость, которая щетинилась бойницами на обе стороны. Вход во внутренние галереи имелся только из привратного тоннеля, но и там он был защищен решетками, отдельными воротами и всяческими ловушками. Но и за стеной город не выглядел расслабленным надежной защитой поселением. Несмотря на то, что он располагался в самой узкой части ущелья и через пять лиг заканчивался не столь величественной, но тоже крепкой стеной, более всего он напоминал скопище небольших замков, крепостенок и крепостных башен. Владелец самого невзрачного домика где-нибудь у самых скал старался навесить на свое жилище тяжелую железную дверь, устроить узкие, напоминающие бойницы зарешеченные окна и какие-нибудь хитрые ступени или уж хотя бы неширокий, на одну ступню, но оборонительный парапет у входа или зубцы для сбора мусора, снега и всяческой сырости на крыше.
Всего этого, конечно, Игнис не видел, потому как город тонул во тьме, заледенелые улицы так и вовсе не располагали к ходьбе по узким закоулкам, хотя кое-где песок на льду чувствовался. Но петлять по закоулкам и не приходилось. Постоялый двор, в котором Игнис собирался остановиться, располагался как раз у башни угодников. Конечно, можно было найти ночлег и поближе к ярмарочной площади, где народу гуляло больше, и затеряться было легче, но углубляться в Бэдгалдингир и уж тем более задерживаться в нем Игнис не собирался. Впрочем, переночевать нужно было где-то в любом случае; как сказал Алиус, Бенефециум изредка принимал просителей, порой даже и сам спускался к ним, но решал все его помощник, который сидел с утра в трактире, а в обед оглашал волю своего хозяина.
– Ты сейчас об угоднике сказал? – удивленно переспросил Алиуса Игнис.
– Бенефециум – особый угодник, – заметил Алиус. – Долголетия ему не занимать, мудрости – тоже, может быть, она и гнетет его, но в нем есть еще что-то. Сам увидишь. Но будь осторожен с ним.
– С чего бы это? – не понял Игнис.
– Син всегда был с ним осторожен, сам на себя не походил, – признался Алиус. – А почему – я так и не расспросил. Точнее, он не смог мне ответить.
Процелла сделала так, как велел Игнис. Назвалась чудным чекерским именем, показала неказистый ярлык стражнику, закутав лицо до глаз платком, заплатила привратный сбор и добавила монетку за добрый взгляд. Потом оставила лошадь на конюшне и пошла в трактир, где к ней и должен был подойти брат. Она хорошо помнила этот трактир, он примыкал к башне угодников, говорили, что один из них, как раз обитатель древнего сооружения, даже иногда спускался в ее зал, и уж точно прошения от простых каламов и гостей Бэдгалдингира принимал каждое утро помощник угодника. Во всяком случае, ее мать расхваливала местную кухню, и неделю назад Процелла обедала вместе с ней, Милитумом Валором и их стражей как раз в этом трактире, правда, и одета она тогда была иначе, и лицо не прятала. Вот и теперь, задумавшись о том, что ее жизнь начинает странно повторяться в мелочах и как бы она не повторила судьбу ее сестер – той же Камы или Лавы, или уж, прости ее Энки, судьбу дочери короля Пуруса Фламмы, Процелла забыла придерживать ткань у лица. Осторожно ступая по намерзшему на мостовых Бэдгалдингира льду, она представляла древний зал, поднимающийся из полусумрака между столами к высокому потолку каменными сводами. Вспоминала вечную темноту в его углах, посетителей, которые вели себя чинно и степенно, но казались тенями, поскольку ярко освещен был только большой стол возле одного из каминов. Именно на нем трактирные служки доводили заказанные блюда до последней стадии готовности – к примеру, срезали с запеченных целиком свиных туш пласты ароматного мяса, рубили овощи, раскладывали по блюдам исходящую паром кашу или еще какие кушанья. Разливали вино. Прочие столы были едва освещены. На каждом стояла масляная лампа, тусклый огонек которой годился только для того, чтобы не пронести еду мимо рта да еще проверить, что доставили услужливые каламы в качестве лакомства, но никак не позволял рассмотреть лицо сидящего. И Процелла, как было уговорено, должна была держать лампу в ладонях. Кто бы знал, что у входа в трактир, как раз под двумя яркими лампами она столкнется с тем, кого хотела бы увидеть меньше всего?
– Процелла? Одна? – Племянник короля Тигнума Зелус, дыхнув на нее перегаром, схватил ее за плечи и прижал к себе, только что не облобызал мокрыми губами. – Взялась за ум? Все-таки решила согласиться на мое предложение? Советую не медлить. Все-таки Милитум Валор не родной твой отец. Значит, ответственность за тебя несет Пурус Арундо. И как он однажды приказал Милитуму подобрать твою маменьку, так же точно он прикажет мне подобрать и тебя. И тогда, можешь мне поверить, я буду говорить с тобой другим тоном и обнимать тебя не за плечи. Или вообще обойдусь плеткой!
Последние слова он прокричал ей в лицо, брызгая слюной, но она нашла в себе силы не хвататься за рукоять меча, а мило улыбнуться и сказать ему, что ее маменька и Милитум Валор будут здесь же с минуты на минуту и, если жениху не терпится, он может обсудить подробности своего сватовства именно с ними. Зелус скрипнул зубами, выругался и толкнул ее так, что она ударилась затылком о стену, но улыбку с лица не стерла и разрыдалась только уже в трактире, где заняла место в самом дальнем углу. Успокоиться она смогла только минут через десять, хотя, делая заказ, слезы сумела проглотить. Как раз появился Игнис. Она даже не заметила, как он прошел через зал. Только когда сел напротив, поняла, что это брат, и почувствовала, что обожгла ладони и едва не выронила лампу.
– Задумалась? – спросил он. – Мне здесь нравится. Полумрак. Если ты не хочешь, чтобы тебя видели, тебя не увидят.
– Лучшее место для воров, – прошептала она чуть слышно.
– Не думаю, – не согласился Игнис. – Как раз с ворами в Бэдгалдингире лучше, чем где бы то ни было. Выбраться из ущелья непросто. Я слышал, есть тропы, но без проводника не сунешься. Отчего ты напряжена?
– Меня узнали, – выкатила слезы на щеки Процелла. – Я столкнулась на входе с мерзавцем по имени Зелус!
– С племянником Тигнума? – удивился Игнис. – Он здесь?
– Ушел, – прошептала Процелла.
– Так ты плачешь, что он ушел, или из-за встречи с ним? – попытался пошутить Игнис. – Насколько я знаю, он холост. Да и не слишком стар. Сколько ему? Тридцать? Тридцать три?
– Хотела бы я посмотреть на ту, что захочет связать с ним судьбу, – прошипела Процелла. – Пусть он хоть тысячу раз племянник короля! Говорят, что еще его папочка – Ванум Рениссус – славился мерзостью и не мог подобрать себе пару, пока сестра князя Аштарака не решила, что если откажет ему, так и умрет старой девой. А их сын еще хлеще! Он же вроде покойного Рубидуса Фортитера, но тот хоть красавцем был!
Подошедший служка с поклоном поставил перед Процеллой большое блюдо, на котором, кажется, были собраны все возможные каламские угощения, и такой же поклон отвесил Игнису.
– Мне то же самое, что и девушке за этим столом, и лампы не надо, нам хватит одной, – попросил Игнис и, дождавшись, когда слуга удалится, спросил: – Я вижу, он тебе и в самом деле досадил. Что случилось?
– Он схватил меня за плечи, – заплакала Процелла. – И попытался обнять. А когда я сказала, что моя мама и Милитум скоро будут здесь, толкнул так, что я ударилась головой. Он дважды ко мне сватался. Я дважды отказала. Сегодня он пообещал, что я стану его женой по указанию Пуруса. Намекнул, что будет учить меня плетью!
– Успокойся, – стиснул зубы Игнис. – Или в Бэдгалдингире уже не действуют законы? Тигнум не позволит свершиться ничему подобному. А утром мы покинем город. Не забывай, тебе теперь нужно прятаться не только от Зелуса, но и от Пуруса.
– Так, как ты? – всхлипнула Процелла и замолчала, потому что слуга принес порцию еды и ее спутнику.
– Я не прячусь, – покачал головой Игнис. – Скорее отдаю дань осторожности. И служу своей земле так, как могу. И Тигнум служит своей земле. Я даже думал о встрече с ним, но пока отложу ее. Все-таки его сын женат на дочери Пуруса. Кто был в Тиморе от Бэдгалдингира?
– Аша, – ответила Процелла.
– Я ее знаю? – удивился Игнис. – Кто это? Я не заметил незнакомых лиц.
– Она всегда прячется за чужие спины, – прошептала Процелла. – Она маленького роста, тонкая, как тростинка. Она за дверной косяк встанет, ты ее не увидишь. Она тоже племянница короля Тигнума.
– Подожди… – Игнис нахмурился. – Так ты об этом странном ребенке, который родился без отца у сестры короля?
– Да, – кивнула Процелла. – Только этому странному ребенку уже двадцать три года!