Трепет
Шрифт:
– Он весь мокрый! – расширила глаза, схватилась за лоб Литуса Лава. – И холодный!
– Ну, с питьем теперь придется чуть обождать, – нахмурился Син. – Скорее всего, и с доспехами тоже не сразу все сладится. А красное вино у Литуса есть во фляжке. Ничего. Нам бы только до Фиденты добраться, дальше будет проще. Даже до Утиса. Ладно. Вы оставайтесь здесь. Это торг дикий, но, судя по всему, в городе не до того, чтобы торгами заниматься. Народу не так много, зато, если кто проследить за нами хочет, тут же даст о себе знать. Лаурус вместе с Лавой, идите на нижний рынок. Не будет выбора – возьмите хотя бы одну лошадь. Детей посадим. Не будет лошадей – берите мула, лошака, даже осла. Лошадь с тележкой – еще лучше. До Аштарака – три с лишним сотни лиг, до Хонора – четыре. Пешком – дней десять, и то если идти без отдыха. А я отойду тут в сторону. Приятель у меня живет через две улицы. Угодник. Вроде Аллидуса. Но меня не ждите. Лаурус с Лавой вернутся – сразу же идите к восточным воротам. Я подойду туда. И если молча буду выходить из города, головами не крутите, идите за мной, но так, будто и знать меня не знаете.
– И здесь нам что-то угрожает? – спросила Лава.
– Везде, – отрезал Син и пошел прочь.
Ава тихо заплакала.
– Ты как? – обняв жену, посмотрел на Литуса Лаурус.
– Не волнуйся, – тяжело вздохнул тот. – Я уже почти в порядке. А ну-ка, мальцы. – Он с трудом поднялся, шагнул к детям, которые, напряженно открыв рты, сидели рядом с их побледневшей, осунувшейся и заплаканной матерью и сами были готовы облиться слезами. – Вам бы горячего сейчас… Скажите мне, а можно подпоясаться мечом?
– Как это? – вытаращил глаза Гладиос.
– Ну, как ремнем? Согнуть его да застегнуть? – подмигнул маленькой Арме Литус.
– Нельзя! – презрительно скривил губы Гладиос. – Он же из железа!
– У тебя зубы молочные еще есть? – сделал строгое лицо Литус.
– Есть, – всхлипывая, ответила за сына Ава.
– Спорим на твой молочный зуб, когда он выпадет сам, конечно, что мечом можно подпоясаться? – не унимался Литус.
– Давай! – подскочил с места Гладиос. – Только мне-то твой зуб не нужен!
– Ну, так я и проигрывать не собираюсь, – ухмыльнулся Литус, запустил руку в разрез куртки и, к восторгу детей, потянул да вытянул за рукоять гибкий черный меч и тут же на их глазах согнул его в кольцо.
– Как он тебе? – спросил Лаурус, когда детские восторги остались за спиной, а шум большой ярмарочной площади был уже близок.
– Литус Тацит? – спросила Лава. – Почему мне?
– Ты глаз с него не сводишь, – заметил Лаурус.
– В самом деле? – покраснела Лава. – Так он спас меня. А теперь и сам… ранен.
– Смотри, – задумался Лаурус. – Ты теперь сама за себя. Конечно, если Пурус к рукам тебя не приберет. По-любому, он теперь твой опекун.
– Ну уж нет! – стиснула зубы Лава. – Никогда! Даже если тех убийц прислал не Пурус, а его сыночек, все одно – Пурус в этом виноват! И в том, что Аллидуса этого убили, – тоже он! Да и где он, Пурус?
– Пурус далеко, – замедлил шаг Лаурус, – а вот его войско. Смотри-ка!
На самом краю рынка стоял алый шатер. Над ним на шесте колыхался стяг такого же цвета с изображением белого калба. Перед шатром стоял стол, рядом дымилась жаровня, ерзая на лавке, потирал ладони молодой писец, у коновязи стояли лошади, а перед входом в шатер расхаживал бравый усач в одеянии ардуусского воина; из-под черного, с красной окантовкой теплого плаща проглядывал подбитый мехом кожаный жилет со стальными бляшками, черные шерстяные порты были заправлены в черные же сапоги из свиной кожи. На поясе висел прямой ардуусский меч и болтались расшнурованные наручи. Вот только шлема не было на голове, зато его прекрасно заменял суконный подшлемник с висящими, подобно усам, завязками. Ардуусский дозор набирал наемников в войско, но желающими, кажется, и не пахло.
– Я припоминаю этого стражника, – прошептал Лаурус. – Он, конечно, отъел живот за последние шесть лет, но близко знакомы мы с ним никогда не были. Скажи мне, Лава, похож ли я на прежнего Лауруса?
– Ты что задумал? – оторопела Лава.
– Выбраться из ямы, в которой прячусь уже шесть лет, – процедил сквозь зубы Лаурус.
– А семья? Дети? Ава? – понизила она голос.
– Поговорю с Сином, – поморщился Лаурус. – Думаешь, он укромное место для всего моего семейства подыскивает? Для семейства – да. Чтобы освободить меня. Поверь. Я должен быть в войске. Хотя бы потому, что нельзя ждать благоприятного исхода. Нельзя уповать. Надо биться за свою семью! Так похож я на прежнего Лауруса?
– На прежнего не очень, – прошептала Лава. – Но все равно похож. Ты же бороду отпустил, усы. Если бы не глаза, я бы и не признала тебя. И нос у тебя такой же, как был у твоей матери. А глаза, наверное, отцовские.
– Что можно сделать? – поморщился Лаурус. – Чтобы этот стражник не узнал меня?
– Не он, так другие узнают, – скорчила гримасу Лава.
– До других еще добраться надо, – отрезал Лаурус и недовольно поморщился.
– Сделай еще раз, – попросила она. – Да. Подними верхнюю губу и сдвинь брови. У тебя обветренное лицо.
– Морем до Тира и обратно, – старательно наморщил лоб Лаурус.
– Вот так. – Она кивнула. – Так почти не похож. И голос у тебя с хрипотцой. Не должен узнать.
– Иди, – сказал ей Лаурус. – Вон, кажется, конские ряды. Да. За волами. Я подойду и справлюсь. Только справлюсь!
– А ярлык? – всплеснула руками Лава.
– У меня есть ярлык отца, – отрезал Лаурус.
…Лошадей в рядах хватало. Но Лаве показалось, что большая их часть была либо вымотана долгим переходом, либо годилась только на то, чтобы стоять у коновязи, жевать сено и дожидаться смерти. Торговцами были, как правило, беженцы. Зачастую рядом с ними стояли их дети, каждого покупателя встречая взглядом, в котором светилось сразу два желания, чтобы у их семьи появились монеты и чтобы покупатель прошел мимо, не забрав лошадь. После долгих сомнений Лава все-таки присмотрела пять лошадок, но не стала даже заводить разговор с продавцами. Против ожидания, молчали и продавцы. Гнетущая тишина стояла над всем рынком.
Лаурус появился через десять минут. Прошелся вдоль ряда один раз, другой. Посмотрел тех, на которых показала ему Лава, прищурился и взялся осматривать лошадей от зубов до копыт, не упуская ничего. Несколько раз он спрашивал о чем-то несчастных торговцев и всякий раз получал утвердительный ответ.
– Ты разбираешься в лошадях? – удивилась Лава.
– Подожди, – пробормотал Лаурус. – К концу этой войны ты тоже будешь разбираться в лошадях, доспехах, оружии. Может быть, даже в магии. А если спрячешься в укромном месте, где-нибудь в том же Лаписе, то будешь разбираться в приготовлении еды, в наведении порядка в доме, может быть, в пошиве одежды и колке дров. Как сложится.
– Ты узнал что-нибудь? – спросила она его негромко.
– Я нанялся, – прошептал он. – Теперь я воин короля Пуруса, точнее, его южного войска, которое под рукой Муруса. Клавус Вадум. Стражник не узнал меня. А моего отца мало кто помнит. Его уже нет очень давно.
– И что же теперь? – растерялась Лава.
– Теперь нужно сторговаться по лошадям, которые не слишком хороши, но явно не собираются помирать в ближайшие несколько лет. Им бы в поле да раны обработать. Впрочем, с этим я справлюсь. Сразу же подобрать амуницию, в большинстве своем она уже есть, притертая, что хорошо. Ну и отправляться к нашим.