Трепет
Шрифт:
– Потому что ты призвана, – ответила Туррис. – И ты, и Эсокса, и другие люди, которые могут и не подозревать, что они призваны в число угодников. Но в этом призвании есть одна тонкость. О нем никто не объявляет, разве кто-то обратит внимание со стороны, вроде меня, и тебя никто не будет удерживать. Это не Орден Света, уход из которого равносилен отсроченной смерти. Ты можешь уйти в любой миг.
– И теперь? – не поняла Кама.
– В любой миг, – вздохнула Туррис. – Помахать ручкой, раскланяться и исчезнуть. И никто не будет тебя удерживать.
– Но как же… – удивилась Кама. –
– В том-то и дело, – согласилась Туррис. – И вот еще что. Несмотря на все ужасы, которые выдумывают о Виз Вини, она тоже никого не удерживает. Хотя лет тридцать назад, как рассказывал Портенум, три ее воспитанницы убежали из ордена. И даже унесли одну из двух ее великих ценностей, одну из двух Паутин Смерти. И, кажется, она настигла их и убила. Правда, через некоторое время после бегства и по отдельному заказу от очень влиятельной персоны.
– Откуда Портенум или Орс мог узнать об этом? – спросила Кама, жмурясь, чтобы едкий раствор не попал ей в глаза. – Виз Вини не показалась мне болтушкой.
– Ты забываешь, что Орс – мурс, – напомнила Туррис. – Причем, как бы ты ни посмеивалась над ним, он очень мудрый мурс, к тому же, что бывает нечасто, обученный магии. Хорошо обученный. Если он справится с этой тушей, то еще покажет, на что способен. Те три девчонки, что убежали из Ордена, были тоже мурсами. И переманил их мурс. Последний, правда, не имел тела, что наводит на некоторые размышления. Но так или иначе, Орс смог почувствовать произошедшее и даже что-то выведать у погибших. Правда, для этого он ходил в Светлую Пустошь. Единственный раз. Лет двадцать назад. Поговори с ним.
– Поговорю, – прошептала Кама. – Хотя я никогда ни с кем столько не разговаривала, как с ним в последние недели. Мы успеем добраться до Хонора?
– Пока меня больше беспокоит, успеем ли мы выбраться из Араманы, – посетовала Туррис.
Орс, который весь в мыле, обнаженный до пояса, крутил вокруг себя, словно перышко, тяжелый меч, увидев выходящую из дома Каму, оцепенел.
– Сколько я уже здесь разминаюсь? – прошептал он в ужасе. – Думал, с час, но, судя по моей спутнице и носильщице, лет сорок, не меньше!
– Брось придуриваться, – посоветовала ему Туррис. – В доме осталась теплая вода, протри тело, не хочу, чтобы от тебя воняло. Выходим через пять минут. Видишь это?
Она протянула руку на север. Со стороны Сухоты над деревнями Араманы поднимались дымы.
…Троица добралась до Великой Стены Раппу, которую не смогли взять даже воинства Лучезарного полторы тысячи лет назад, за пять дней. Все эти пять дней спутники двигались в череде нескончаемых повозок, телег и подвод. Вместе с беженцами уходили и араманские дружины. Лица араманов были бледны и напряжены. Со стороны Сухоты задувал ветер, нес снежную крупу, сек лица, студил глотки. Во мгле таяло все, и Каме так и не удалось разглядеть самую великую вершину гор Сахату – пик Экур. Так же, как шесть лет назад ей не удалось разглядеть и самую великую гору массива Хурсану – Эдуку. Но когда из мглы выплыла стена Раппу, Кама могла смотреть уже только на нее.
– Самое благословенное место в Анкиде, – негромко заметила Туррис. – Когда-то было им. Край долины Иккибу. Ее юго-западный угол. Не оскверненный
– А как же Аштарак? – не поняла Кама. – Там ведь тоже живут араманы? Те, которые ушли из долины Иккибу еще раньше.
– И что теперь? – пожала плечами Туррис. – Они считают левый берег Утукагавы своей родиной, смогли защитить его от нападок Тирены, поставили дома, крепости, но разве теперь это поможет им защититься от кочевников?
– И куда же пойдут все эти люди? – спросила Кама.
– Кто-то останется в Раппу, – наморщила лоб Туррис. – Кто-то найдет себе место в Бабу. Но я очень боюсь, что и тем и другим придется отступать до самого Ардууса и немногие из них выживут.
Кама оглянулась. Дымы над Араманой уже несколько дней застилали небосвод. Среди беженцев были и раненые на подводах. Из уст в уста передавались рассказы о страшных гахах, которые не просто убивают араманов, но даже и пожирают тех, кого удалось сразить.
– Почему ты стала угодницей? – спросила Кама Туррис.
– Захотела, – хмыкнула Туррис и добавила: – Не смогла угодить одному мужчине и решила, что буду угождать всем. Не только мужчинам.
– Получается? – спросила Кама.
– Узнаем, когда закончится эта война, – отрезала Туррис.
…Они потеряли у входа крепостных ворот час. Стража пропускала сначала тех, кто был на подводах и шел пешком. Все, хотя бы немного напоминающие воинов, оставались снаружи. Араманские дружины вставали перед глубоким рвом слева от тракта, справа стоял алый шатер ардуусского войска, возле которого расхаживали трое воинов в теплых плащах, но желающих вступить в ряды северного воинства как будто не находилось.
– Обещают прощение преступлений, – скривилась Туррис. – Но в Арамане это не выгорит. Араманы будут сражаться в араманских дружинах, пусть даже они станут иссякать, словно песок, зажатый в горсти. Ничего, всегда есть надежда, что Раппу останется неуязвимой. Там, дальше – стена замка. Она еще выше. И перед ней тоже ров. И на полпути между Раппу и Бабу – еще одна стена в узкой теснине. И сам Бабу на выходе из ущелья – такой же неприступный, как Раппу. И его стена тоже может обороняться с двух сторон!
– Один из трех запоров долины Иккибу, – пробормотала Кама, окидывая взглядом стену. – Бэдгалдингир, Раппу и Бабу и Даккита. Даккита уже взломана. Есть еще проходы, но они не для армий.
– Донасдогама и горная тропа от Соболна? – спросила Туррис. – Тропа от Соболна трудна даже для одиноких путников. Да и считай, что проходима только в одну сторону. Донасдогама… может быть. Третий путь какой?
– Есть узкая тропа в горах Балтуту, – прошептала Кама. – Очень узкая. И о ней почти никто не знает. Да и пройти по ней не легче, чем из Соболна. К тому же там множество ловушек, а на перевале мой отец поставил крепость. Меньшую, чем крепость Ос, но еще более неприступную. Но и ее расположение всегда держалось в тайне… Я, к примеру, не знаю, как ее найти. Тем более со стороны Сухоты.