Треск и блеск
Шрифт:
Закончить свой стародавний анекдот Персидскому не удалось, потому что к нам подошел Вацлав Свиридович.
— О чем вы здесь толкуете? — поинтересовался он.
— Ни о чем, о фрикционных передачах.
Я присмотрелся к нему — у него дергалось веко.
В течение ближайшей недели, проштудировав тома энциклопедии на букву «Ш», мы значительно пополнили запас информации о шизофрении. Мы узнали, что она бывает кататонической и параноидной, что в среднем ею страдает от 20 до 64 человек на
Стоя на рабочих точках, мы не спускали глаз с нашего психа. Иногда он импульсивно оборачивался, и тогда мы замечали на его лице какое-то мышечное оцепенение.
За три дня до заседания месткома, решавшего квартирный вопрос, Вацлав Свиридович хихикнул и швырнул на пол полухрустальный графин. Потом он подошел к Косте Дрыге.
— А что сказал Навуходоносор? — спросил шизофреник.
— Не знаю.
— Я знаю, что ты не знаешь. Но все знают, что местком не знает, что я все знаю!
Через полчаса Костя отказался от идеи сосуществования. Все остальные сотрудники тоже не пожелали жить в одном коридоре с человеком, у которого не все дома. Квартира досталась Хоменко целиком и полностью.
Когда члены месткома разошлись, я подошел к красному уголку и заглянул в приоткрытую дверь. Вацлав Свиридович откалывал канкан, напевая: «А шизофреники там вяжут веники…» Увидев меня, он остановился и назидательно сказал:
— Не надо быть лопоухим, понял? Ну! Или ты думаешь, что я ненормальный?
— Нисколько, — ответил я, заискивающе улыбаясь.
Это тоже симптом: говорить, что ты нормальный, когда все видят, что не совсем.
Кончилось все, как Вацлав хотел. Он добыл отменную жилплощадь и отпраздновал новоселье. Но появилось и маленькое «но». Женщины стали обходить его, как заведенную мину. Вацлава жалели. За его спиной шептались. И в довершение ко всему ему объявили:
— Здесь вам будет трудно — расчеты, подсчеты, редуктора… Переходите в архивный отдел, Вацлав Свпридович!
(В архивный отдел ссылали пенсионеров. И там оклад был на 70 рублей ниже.)
Хоменко попытался было бурно протестовать, но его тактично успокоили:
— Не спорьте, пожалуйста, вам нельзя переутомляться. Вы же сами представили справку.
Вчера, когда все стояли у стеклянного торца и мимо проследовал мрачный, как туча, баловень судьбы, мы с удовольствием выслушали конец стародавнего анекдота Персидского:
— В конце концов пациента из больницы выписали. «Ну, Тузик, как мы его обманули!» — сказал он, выйдя за ворота и оборачиваясь к своей галоше…
СЛОВА МОИ
У нашего Кости был маленький, домашний голос. Он пел на вечеринках «А у пас во дворе», «А снег идет» и другие песни на разные буквы алфавита.
Мы были довольны Костей, он сам собой — само собой.
Но потом приехал на гастроли один француз и всех взбудоражил. Этот парень как-то умудрился в одно и то же время быть певцом, композитором, поэтом, и у него получалось!
Мы вышли с концерта очарованные. Костя молчал. Его жена Лиззи сказала:
— Да… А все же мы привыкли преклоняться перед заграницей. Бесспорно, француз хорош, однако у пас есть Сиракузов, который делает то же самое, но лучше, у нас есть Олег Безносов и еще кое-кто!
Кто такой «кое-кто», можно было догадаться.
Лиззи купила усеченную гитару, инкрустированную перламутром, какой не было у самого Сиракузова, и поклялась Косте, что он добьется успеха…
Через неделю она отрядила его на олимпиаду, из которой, как известно, приходят в большое искусство все мастера вокала.
Но в жюри засели академисты, они придрались к Косте за то, что он не смог взять какой-то верхний диез.
По классу пения Костя не прошел.
Ничего. Все равно Лиззи верила в мужа, морально поддержала его, и три дня спустя, чуть оправившись, он сочинил музыкальную вещь.
Костя снес ее к известному композитору-песеннику Кавалерьянцу.
— Так, — сказал песенник, терпеливо прослушав посетителя, и вдруг позади себя ткнул пальцем в белый клавиш. — Одну минуту! Что это такое?
— По-моему, пианино.
— Нет, что это за звук, понимаете? До или ре, или ми-фа-соль-ля?
Костя стоял и моргал глазами.
— Вот видите, — вздохнул Кавалерьянц.
По классу композиции тоже ничего не вышло.
Костя тем не менее не пал духом, решил попытать счастья в поэзии. Он взялся написать текст к последней, еще не прозвучавшей песне знаменитого композитора, и тот согласился, но попросил:
— Только чтоб современно!
— Будьте покойны!
И тут наконец получилось!
В одно из ближайших воскресений Костя выступал по телевидению. Улыбчиво кивнув голубому экрану, он тронул струны усеченной гитары и объявил:
— «Течет речка у крылечка». Музыка Кавалерьянца, слова мои:
На-на, на-на, на-на-на,
На-на-на-на!
В этом тексте был подтекст, биение пульса наших дней:
На-на-на-на!
Песня летела, не зная границ, покоряя сердца и просторы…
КООПЕРАТИВ «АРКТИКА»