Третье правило диверсанта

Бычков Михаил Владимирович

Ладно. Разберёмся.

Монах всё не возвращался.

Время близилось к полдню. Я решил заняться приготовлением ужина.

Заблаговременно срезанный с позвоночника пумы кусок мяса бросил в оставленный Монахом котелок залил водой и поставил на огонь. Моей походной горелки для этих целей, конечно, не хватило, я разжёг небольшой костерок, из обломков мебели найденных в одной из квартир стоящего рядом дома.

Удалятся далеко, я не рисковал, к тому же дохлую кошку уже вовсю облепили крысы. Скоро появятся и другие падальщики гораздо крупнее и агрессивнее. Зная повадки, этих тварей я знал, что пока от кошки не останется ничего кроме костей они не рискнут даже близко подойти к месту, излучающему запах человека, на это может отважиться только сильный и безумно проголодавшийся зверь, как и случилось в нашем случае.

Однако рисковать безопасностью и главное жизнью Андрея я не мог, и в своих поисках не отвлекался не на минуту, хоть мы и нашли убежище на приличном от побоища расстоянии. На всякий случай я аккуратно разобрал одну из трёх оставшихся у меня ракетниц, просыпал порошок магния фосфора и металлической крошки по широкой дуге у входа в наш импровизированный опорный пункт. Резкий запах химикатов должен был стать достаточно надёжным барьером для охотников за лёгкой добычей в моё недолгое отсутствие.

Слава богу, ничего страшного не произошло.

Когда бульон закипел, я добавил полгорсти соли. Попробовал. Кошка на вкус была не хуже барсука. За минуту до готовности снял котелок с огня, бросил в варево предварительно мелко нарванной молодой крапивы и закрыл его крышкой.

— Готово?

— Да, — ответил я, нисколько не удивляясь вопросу, и не до конца понимая, кто его задал.

Поняв, кто подал голос, резко обернулся и облегчённо с искренней улыбкой расползшейся на всё моё лицо, выдохнул и с радостью сказал:

— Присаживайся к столу бродяга! — Хотя разуметься никакого стола не было и в помине. — Проголодался?

Андрей хоть и бледный, но как всегда улыбающийся сидел, прижавшись спиной к бетонной плите, и во все глаза смотрел на меня.

— Как всегда. Где Монах?

— Скоро подойдёт.

— Тогда подождём? — С надеждой, что я не соглашусь, спросил он.

— Заткнись и жри!

— Есть! — С готовностью отрапортовал он, и попытался приподнять раненную руку, чтобы отдать честь. Скривился от боли, но совладал с собой и рассмеялся.

Я засмеялся в ответ, отрезал ему внушительный кусок мяса и налил в миску через край бульона.

— А хлеб есть? — Спросил он.

— Кончился.

— И так сойдёт.

Глава 17

Близился вечер, а Монах так и не появился. Моё беспокойство перерастало в тревогу. Что могло произойти? По здравом суждении всё что угодно. Основной вопрос заключался в другом, что конкретно делать мне, если Монах не объявится в ближайшее время? Как быть с Андреем?

Выглядел он не лучшим образом. После обеда он некоторое время бодрился и предлагал идти за Монахом, утверждая, что справиться с дюжиной наёмников одной левой, а последнего тринадцатого поможет прибить мне, когда уложит своих. Словом хорохорился вовсю и пытался хохмить, что выглядело слишком натянуто. Думаю, сказывалось действие наркотика и выброса адреналина, даже последствие болевого шока не сразу заставили его умолкнуть. Но постепенно его болтовня становилась всё более отрывочной и бессвязной. И вскоре видимо сам не заметив как, он погрузился в тревожный поверхностный сон, в котором, он часто всхлипывал и постанывал как маленький мальчик после долгого плача. Тогда он инстинктивно подтягивал к животу изувеченную руку, открывал ненадолго ничего невидящие глаза и опять проваливался в беспокойное беспамятство.

Я подошел к нему и ослабил на двадцать секунд петлю ремня, восстанавливая кровоток, после чего затянул подручный жгут заново. Пристально всмотрелся в лицо Андрея, чувствуя острое чувство вины по отношению к этому большому по ошибке оказавшемуся здесь ребёнку. Хотя если разобраться в чём я был перед ним виноват. Он ка ни крути взрослый человек, а никакой не ребёнок. Опытный боец. Егерь, в конце концов. Ходить по краю, каждодневно рисковать своей жизнью это его работа, которую он сам для себя выбрал, и никто его не принуждал брать в руки автомат и искать себе не самой лёгкой смерти на запутанных улицах старого полуразрушенного города.

Всё верно.

Всё так.

Верно ли? Так ли?

Не знаю.

Правда, не знаю. Без обиняков.

Только я был виноват перед ним как-то иначе, авансом, что ли. Как бы ненароком, провинился, как не выучивший урок третьеклассник перед отцом самодуром. А может по-другому, не знаю. Но это в любом случая это была та обособленная дурь, которая складывала две жизни вместе и надрывала их сначала вдоль, после ещё раз складывала и рвала на этот раз до конца и поперёк, с хрустом и навсегда.

Знаю одно, что если сейчас приму неверное решение это его однозначно убьёт. Двинемся ли мы вперёд, повернём ли назад, достигнем ли мы изначальных целей, уцелею ли при этом я сам — не имеет значение. Если моё решение не будет оптимально выверенным грамотно продуманным и взвешенным — Андрей с его тяжёлой травмой не выкарабкается. И тогда это ляжет на мои плечи грузом неподъёмной вины. И потому не подъёмной что я гляжу сейчас на этого здоровяка и полностью осознаю, какое бы решение я не принял, так или иначе это приведёт его к плачевному финалу. Наверное, сам Андрей тоже прекрасно понимал сложившееся положение вещей и потому ещё так рвался в бой, всем своим видом показывая абсолютное безразличие к смерти. И к чужой и своей собственной заодно. Такова была его поза, и она пугала, потому что была неестественна.

Я тяжело вздохнул и поглядел на затянутое тучами небо. Несколько раз принималось понемногу накрапывать, но тут же переставало. Видимо, небо иссушило свои запасы влаги за неполные трое суток непрерывного дождя. И теперь ему не хватало сил даже на то чтобы немного всплакнуть, над моей незавидной участью. Если ничего не измениться в ближайшие час-два придётся искать укрытие для нас с Андреем на ночь.

Эх! Где же чёрт его подери Монах!

Я услышал тихий тройной посвист. Для меня он прозвучал подобно грому среди ясного неба и в то же время волшебной побуждающей к жизни мелодией. Сначала я испуганно встрепенулся и напрягся, прислушался, свист повторился.