Третье Правило Волшебника, или Защитники Паствы
Шрифт:
Верна, наслаждаясь прохладным ветерком, обдувающим шею, некоторое время раздумывала.
– Что ж, на мой взгляд, все это довольно безобидно. Уоррен искоса взглянул на нее:
– Это кровавая игра, Верна.
– Кровавая? Уоррен обошел кучу отбросов.
– Мяч очень тяжелый, а правила просто варварские. Мужчины, играющие в джа-ла, – дикари. Помимо того, что они, безусловно, должны уметь обращаться с броком, главным критерием является жестокость и сила. Редкий матч обходится без выбитых зубов и переломанных костей. Да и
Верна недоверчиво на него посмотрела:
– И людям нравится на это смотреть?
Уоррен мрачно хмыкнул:
– Если верить стражникам, толпа начинает бесноваться, если нет крови, потому что, по их мнению, это означает, что команда плохо старается.
– Н-да, похоже, это не то зрелище, на которое мне хотелось бы посмотреть, – покачала головой Верна.
– Но это еще не самое страшное. – Уоррен смотрел прямо перед собой. Окна домов были закрыты ставнями, настолько ободранными, что казалось, их никогда не красили. – По окончании игры проигравшую команду выволакивают на поле и каждого игрока секут. Один удар кнутом за каждое проигранное очко. Секут их игроки команды, которая победила. Нередко игроки не выдерживают порки и умирают.
Верна, совершенно ошеломленная услышанным, молчала, пока они не свернули за угол.
– И люди остаются на это смотреть?
– По-моему, именно ради этого люди туда и ходят. Болельщики победителей вслух считают удары. Страсти прямо кипят. Народ буквально помешан на джа-ла. Порой вспыхивают беспорядки. Даже десяти тысяч солдат не всегда хватает, чтобы вовремя их пресечь. Иногда сами игроки начинают свалку. Мужчины, играющие в джа-ла, – настоящие звери!
– И людям нравится болеть за команду зверей?
– Они видят в них героев. Игроков джа-ла обожает весь город, и они непогрешимы. Законы, правила – это все не для них. Женщины толпами ходят за игроками, и игры частенько заканчиваются коллективными оргиями. Женщины дерутся друг с другом за право переспать с игроком джа-ла. Гулянка длится несколько дней.
– Что они в них находят? – непонимающе спросила Верна.
– Ты – женщина, – всплеснул руками Уоррен, – вот ты и ответь. Хотя я первый, кто за последние три тысячи лет растолковал пророчество, ни одна женщина не висла у меня на шее и не желала бы слизать кровь с моей спины.
– А они это делают?
– Дерутся за это право! Если игроку понравится, как женщина работает языком, он может соизволить ее взять.
Посмотрев на Уоррена, Верна увидела, что он покраснел.
– А проигравших женщины тоже домогаются?
– Это не имеет значения. Он ведь игрок джа-ла, значит, герой. И чем он грубее, тем лучше. Особенно популярны те, кто во время игры сумеют убить противника мячом. Женщины по таким с ума сходят. В их честь называют детей. Я этого не понимаю.
– Ты мало видишь людей, Уоррен. Если бы ты, вместо того чтобы сидеть в хранилище, почаще выходил в город, на тебя бы женщины
Он постучал себя по шее.
– Если бы на мне по-прежнему был ошейник, то да, потому что для горожанок Рада-Хань – это золото. Но не потому что я – это я.
Верна закусила губу.
– Некоторых привлекает волшебная сила. Когда сам ею не обладаешь, она может показаться весьма соблазнительной. Такова жизнь.
– Жизнь, – повторил он и угрюмо хмыкнув. – Джа-ла – это принятое всеми название, но полностью она называется Джа-Ла Д’Йин. Игра Жизни. Это на древнем языке Алтур’Ранга, родины императора, но все называют ее просто джа-ла: Игра.
– А что означает Алтур’Ранг?
– Трудно перевести, но приблизительно это звучит как «Избранные Создателем» или «судьбоносный народ». А что?
– Новый мир разделен горами, называемыми Ранг-Шада. Похоже на язык, о котором ты говоришь.
Уоррен кивнул:
– «Шада» означает металлическую боевую перчатку с шипами. Ранг-Шада приблизительно можно перевести как «боевой кулак избранных».
– Название, сохранившееся со времен той древней войны, надо полагать. Металлические шипы этим горам очень бы подошли. – Верну слегка мутило от рассказа Уоррена. – Не могу поверить, что такая игра не запрещена!
– Запрещена? Да ее всячески поощряют! У императора есть своя, личная команда джа-ла. Сегодня, кстати, объявили, что он привезет ее с собой, чтобы она сыграла с лучшей командой Танимуры. Большая честь, насколько я понимаю. – Уоррен огляделся по сторонам и опять повернулся к Верне: – Императорскую команду за проигрыш не секут.
– Привилегия сильных мира сего? – подняла бровь Верна.
– Не совсем, – хмыкнул Уоррен. – Если они проигрывают, им рубят головы.
Верна выпустила концы шали.
– Почему император потворствует этой жестокости?
– Не знаю, Верна. – Уоррен улыбнулся каким-то своим мыслям. – Но у меня есть кое-какие соображения на этот счет.
– Например?
– Представь, что ты завоевала страну. С какими трудностями ты столкнешься?
– Ты имеешь в виду восстания?
Уоррен отбросил со лба прядь волос.
– Ну да. Волнения, протесты, гражданское неповиновение, бунты. Ты помнишь короля Грегора?
Верна кивнула, глядя, как старуха развешивает на балконе белье. Единственный человек, который встретился им за последний час.
– А что с ним случилось?
– Вскоре после твоего отъезда к власти пришел Имперский Орден, и с тех пор о Грегоре ничего не слышно. К королю хорошо относились, и под его правлением Танимура неплохо жила, как, впрочем, и другие города. С приходом Имперского Ордена для народа наступили тяжелые времена. Император позволяет процветать коррупции, забывая о таких вещах, как честная торговля и справедливость. Все эти люди, живущие в палатках, которых ты видела, – беженцы из деревень, мелких селений и разрушенных городов.