Третьего не дано?
Шрифт:
— Будет об этом, — поморщился Дмитрий.
— Нет, ты поведай! — разгорячился монах. — Он же до пострига в кузнецах хаживал, сила в ем и впрямь изрядная.
— Неважно, — резко ответил Дмитрий. — Отвлеклись мы с тобой, а время к вечеру. Так я тебя и до ночи выслушать не успею.
— Да чего там выслушивать-то, — пренебрежительно отмахнулся отец Леонид. — Почитай, почти все время в Чудове и прожил, покамест на улице кто-то из царевых стрельцов не признал.
— На улице? — не понял Дмитрий.
— А ты мыслил, что я все время в келье у Пафнутия сиживал? Да я б с тоски сдох. Случайно вышло — взял со скуки Писание да перебелил его наново. Так, для себя, из Екклесиаста-проповедника кой-что. Пафнутий узрел и залюбовался — у меня ж и впрямь буквицы, ровно ратники на государевом смотру, одна к одной, одна к одной. Так и стал ему все перебеливать, покамест слух обо мне до самого патриарха не дошел. Тому тоже мои хитрости в художестве [68] по нраву пришлись. Правда, я сбрехал, что диакон, а то бы он простого монаха так к себе не приблизил, — повинился Отрепьев, и лицо его тут же приняло мечтательное выражение. — А какие яства я с его стола едал… Вот хошь ныне уже и пузо сытое, но как вспомню, дак полон рот слюней.
68
Художество означало в то время специальность, профессию, а под хитростью подразумевалось что-то особенное, изысканное, замысловатое в том или ином деле. Здесь можно перевести так: изысканность в письме.
— Что ж за яства? — вежливо уточнил Дмитрий. — Ты скажи, а я распоряжусь, чтоб тебе и тут такие приготовили.
Григорий насмешливо хмыкнул, окинул презрительным взглядом изрядно захламленный им же стол и надменно махнул рукой.
— Нешто тут такое сготовят? Известное дело — ляхи. Ну пирог с щучьими телесами они, можа, и осилят кое-как, а вот сбитень сварить — дудки. Али, скажем, пирог на троицкое дело испечь — и тут кишка тонка.
— Сбитень я тут и сам ни разу не пивал, — согласился его собеседник. — А уж с пирогом, мыслю, должны управиться! Поясни как, и они тебе его вмиг испекут.
— Не-э, — уверенно замотал головой монах. — Начинка — ладно, тут куды ни шло, а сам-то пирог из просфорного теста делают, а у них тут просфоры опресноки [69] пекут, так нешто им возмочь?
— Ну и господь с ним, с тестом этим, ты далее сказывай, — поторопил монаха Дмитрий.
— А что далее? Сиг бочешной под хренком оченно я уважал, огнива белужьи в ухе, окунька рассольного из живых…
— Погоди-погоди, — остановил его Дмитрий. — Ты сейчас об чем сказываешь?
69
Имеется виду, что католическая церковь использует для выпекания просфор пресное тесто без соли.
— Про блюда с патриаршего стола, — невозмутимо пояснил Отрепьев. — Сам же велел.
— Я про странствия твои говорил, — поправил его Дмитрий. — Далее-то ты куда подался?
— Да я бы вовсе никуда не подавался, прижился уж там, но тут Пафнутию некая старица от старца весточку прислала. Мол, коли объявится Юшка Отрепьев, дак пущай немедля идет повидаться с давним своим знакомцем и передаст ему заветное словцо: «Пора». Понял ли, от кого я к тебе прислан?
— Не-эт, — удивленно протянул Дмитрий.
— Скоро ж ты позабыл благодетеля свово, — усмехнулся монах. — То ж боярин Федор Никитич Романов, кой ныне тож пострижен яко монах Филарет, а старица — инокиня Марфа, бывшая женка евонная, Ксения Ивановна. — Он тяжело вздохнул, задумчиво поскреб бороду и признался: — Я-ста поначалу не схотел идти, больно пригрелся, а она вскорости второго гонца прислала. Да и Пафнутий коситься учал. Мол, забыл я долг свой пред господином, а оное негоже. Покамест в раздумьях пребывал, тут-то меня и признали стрелецкие собаки. Пришлось бежать. А куды схорониться? Опять же в монастыре. К рубежам не сунуться, потому я сызнова на восход утек, прямиком по Москве-реке, а далее по Оке. Доплыл до Мурома и осел там в Борисоглебской обители. А чтоб никто меня не приметил, поведал, что жажду великую схиму принять да в затвор уйти. Ну, сменил имя Григорий на Леонида, клобук на куколь [70] , посидел месяцок в келье и понял — лучше на дыбу, чем так вот, взаперти. И подался я сызнова в Москву.
70
Великая схима, или схимничество — своего рода повторный монашеский постриг, при котором постригаемому давали новое имя. Куколь и клобук — виды головных уборов. Первый полагался великосхимнику, а последний — простому монаху.
Он вновь прервался, чтобы жадно осушить очередную чару, после чего, смачно высморкавшись прямо в скатерть, самодовольно захрустел соленым огурцом.
При виде столь вопиющего безобразия Дмитрий брезгливо передернулся, а Отрепьев продолжил как ни в чем не бывало:
— Сунулся в Чудов монастырь по старой памяти, Пафнутий поначалу обрадовался, а как узнал, что я в Литву не хаживал, сразу шипеть принялся, чтоб делал веленое, а не то сам стрельцам на меня донесет. Деваться некуда — ушел. По пути старцев себе подобрал — Варлаама с Мисаилом. Царевы приставы одного монаха искали, а мы втроем выхаживали, ну они мимо. Одна беда: уж больно они пить горазды, а я ж обет дал — ни-ни. — И вновь опростал очередной кубок.
Стоящий позади него маршалок только насмешливо хмыкнул, но свою обязанность выполнил, вновь налив вина монаху.
Дмитрий тоскливо вздохнул, но говорить ничего не стал, поскольку понял, что пользы это не принесет, и поторопил отца Леонида с рассказом, надеясь хоть этим отвлечь его от вина:
— Дальше-то что?
— Ну опосля, когда уж до Киева добрались, я сызнова в Печерский монастырь, ан глядь, а тебя уж и след простыл. Побыл там немного, разузнал, куды ты дале подался, ну и опять вдогон, к князю Острожскому. Ох и борода у его, — восхитился Отрепьев, — всем бородам борода. Веришь ли, он когда садился за стол, то плат особый постилал, а уж на него бороду свою выкладал.
— Да помню я, — не сдержавшись, вновь перебил Дмитрий своего приятеля. — Ты ж сам сказываешь, за мной вслед шагал.
— Ага, — пьяно кивнул монах и заметил: — Тады остатнее и обсказывать неча. Сам припомни, где был, стало быть, и я там же. Ты в Гощу — и я вослед. Чудной же народец енти социнане, как есть чудной. — Он помотал головой.
— Социниане [71] , — снисходительно поправил его Дмитрий.
— Ну да, — согласился отец Леонид. — А все одно чудной. Хотя и ученые, Писание до тонкостей ведают. Я с ими тягаться учал, так они меня живо к стене приперли. Сердцем чую — не то они глаголют, а призадумаешься — вроде бы как раз все по-ихнему выходит.
71
Социнианство — течение в христианстве. Считается еретическим как у католиков, так и у православных, поскольку имеет с их учениями ряд принципиальных расхождений, так как основывается на рационализме и понимании. В частности, социниане отвергают догмат Троицы. Получило название по имени своего основателя Фауста Социна.
— Они… — хотел было пояснить Дмитрий, но монах продолжал, совершенно не слушая своего товарища, и тот лишь досадливо махнул рукой.
— Там я изрядно подзадержался — бабешка одна голову вскружила, ну я и оскоромился. А уж до чего сладка — ужасть. Веришь, нет, жил ровно в тумане, — восторженно заявил он, но, заметив недовольство на лице собеседника, свернул живописание женских прелестей и продолжил: — Опосля опомнился и сызнова тебя искать учал. Так в Запорожскую Сечь и угодил. Народец лихой и веселый, ничего не скажешь. Можа, и насовсем остался бы, да тут старшина казацкий Герасим Евангелик…