Третьего тысячелетия не будет. Русская история игры с человечеством
Шрифт:
Это еще и аннигиляция демократов, их политическое самоубийство. Демократы своим дезертирством сделали Верховный Совет одновариантным — одна одновариантность была дополнена другой. Они ушли из парламента, махнув на него рукой, многие перепродались или стали равнодушны ко всему, что происходит. Само слово «демократия» теперь останется опозоренным, пока его не переосмыслят. Употреблять его в институциональном смысле, связывать с процедурами (которые существенны, но лишь при нормальном ходе вещей) после происшедшего кощунственно. И за это всем еще придется расплатиться. Избирательная кампания, в которой такие вещи выпали из центра внимания и дебатов, несвободна,
Вопрос о демократии в России теперь стоит не как вопрос соблюдения публичных норм. Вопрос о демократии теперь для меня вопрос об отстаивании коренных условий существования человека среди людей. Это легче выразить на языке, внятном верующему, и трудней на языке, принятом у светских людей.
186. Иллюзорная десталинизация предполярной Евразии. Пара Жириновский — Ельцин
— Иллюзией десталинизации было — из советской несвободы, насильственной и полудобровольной, перейти прямо к свободному существованию — мы и провалились в пустоту. Этот провал в условиях семантической разрухи высвободил стихию самоосуществления убийством. В таких конвульсивных формах идет устранение самого страшного, что было в сталинском режиме, который с успехом усреднял советских людей. Нивелировал, унифицировал их. Сейчас усредненность разрушается. И появляется новый тип: неусредненный человек, брошенный в ситуацию хронически неустроенной жизни. Он не знает, что завтра скажет, за кого проголосует, как он поступит.
Эта фаза критична. В этот момент выявляется отсутствие демократических сил, которые могли помочь удержаться от срыва в самоосуществление убийством. В России подымается страх быть нечаянно зарезанным, застреленным при разборке на улице. И новая угроза — желание найти человека сильной руки. Соблазн, который работает. Проблема осложнилась составом России в ее новом облике — более явственном после отпадения Украины и азиатских частей бывшего Союза. Российское государственное пространство впервые стало евро-азийским буквально, с акцентом на азиатские составляющие. Мы обнаружили, что европейская Россия — придаток к азиатской, а азиатская Россия — предполярная и заполярная страна. Совершенно новое представление об условиях идентичности.
Мы на мировом рынке не можем предложить ничего, кроме неплохих боевых самолетов, еще кой-чего военного да нефти-газа. И к нам явилось искушение. С одной стороны, искушение торговать оружием и сырьем. А с другой стороны, торговать своей опасностью. Мы заявляем: раз мы опасны — платите! Не хотите, чтоб мы были опасны? Платите! Не хотите Жириновского? Раз не хотите, платите, господа! Если б не было Жириновского, его на до было б придумать. Жириновский-Ельцин, их крепкая пара — новый генератор фашизоидности.
187. Жириновский — ельцинское альтер эго. Соблазн управляемой политики
— Фиаско практикующего коммунизма и начало выхода из холодной войны при их совмещении создают сложную картину с вытекающими из нее политическими трудностями. Речь идет о ядерной державе — победительнице во Второй мировой войне, способной уничтожить жизнь на Земле. По крайней мере, высшие формы жизни. Все это необыкновенно ново. Глобальный контекст доминирует, а переход к внутренней политике, наоборот, осложнен. Происходит, пока еще в ранней фазе, не сведенное в идеологию — опрокидывание глобальности во внутреннюю политику с вытекающей перегрузкой.
Внешний ли момент — судьба русскоязычного населения на сопредельных территориях, бывших составных Советского Союза? Внешний ли момент беженцы? Внешний ли момент «горячие точки»? Внешний ли момент судьба ядерного оружия? Нет, все это внутренние вопросы, ушедшие от демократов к другим.
Судьба сокращаемой армии и проблема конверсии — просроченные вопросы, которые усугубили горбачевскую асимметрию политики. Изменение мирового статуса Советского Союза зашло далеко, не получив компенсации в органике внутренних перемен. На этом перекосе и подорвался режим Горбачева.
С этой точки зрения крикливый, нарочито упрощающий агрессивный изоляционизм Жириновского (странное совмещение этих интенций) опережает демократов. Опережает в месте перехода мировых обстоятельств в органику внутренней жизни. Поэтому «демократы» не смогли превратиться в политический фактор, ведущий к демократии.
Жириновский человечней. Людям ведь плохо, да? Они близки к социальному отчаянию, хотя я не скажу, что оно доминирует в их поведении. Они слышат речь человека, который называет боль болью и разговаривает с нагло обескураживающей, но симпатичной им откровенностью. Люди привыкли к стилю однозначности — пожалуйста, им возвращают воинствующее однозначие. Ему внимают, ведь это совпадает с тем, что они сами хотели бы крикнуть в лицо властям.
Тут я ставлю вопрос о нехватке советского ментального иммунитета и о дефиците русского ментального сопротивления. Без обновления речевого поведения открытая наглость Жириновского импонирует выходом за пределы стертых, ничего не значащих слов. На фоне смысловой анемии демократов, говорящих на языке, не внятном миллионам людей, словами, которые не проникают в сознание. Этот момент существенный, но преодолимый. Он мог бы стать кратковременным, если на место однозначия явится разноязычие и разные смыслы найдут дорогу к разным слоям людей. Без этого тоталитарная инерция не будет ни ослаблена, ни пресечена.
Жириновский паразитирует на неспособности демократов к альтернативе, привлекательной для человеческих чувств. На пустоте паразитирует простота, призывая к действию однозначному. Однозначность «виновниками» заместила причины — спутанные истоки нашего сложного состояния, ведущие вглубь прошлого, не доступные осознанию вне мирового контекста. Намеренной прямизной, привлекательной оскорбительностью Жириновский тревожит ущемленное чувство справедливости.
Вульгарность считывается как открытость. Он что-то обещает сделать сразу — и не исключено, что смог бы, будь Мир таким, каким был в середине тридцатых годов. Но Мир не таков.
Мир спотыкается на нас здесь, в России. Деколонизированный Мир миллиардов, которые еще далеки от полноты возможностей, но уже бросили вызов цивилизациям белых континентов. При затягивании наших недугов этот Мир успевает выйти без нас на альтернативное поприще, к земному единству жизнетворящих различий.
Вот в чем дело, а не в мнимом «русском фашизме». И не жалкий Жириновский опережает — всех опережает никем не распознанный грядущий фашизм. Жириновский не более чем табло: «Внимание, идет съемка!» Глядя на него, поймите: фашизм будущего имеет шанс снова опередить вас всех.