«Третий ангел вострубил...» (сборник)
Шрифт:
Помимо поездок на станцию подразделения бригады выполняли рейды по дезактивации внутри тридцатикилометровой зоны. В нескольких из таких рейдов лейтенант Векслер и его подразделение также принимали участие.
Был получен приказ произвести окапывание одной из деревень, расположенных в тридцатикилометровой зоне. Жители были выселены из своих домов еще в конце апреля, а оставленные собаки и кошки ликвидированы специальным подразделением санитарной службы. По пустым дворам бегали только одичавшие куры. Стояла весна и в садах цвели фруктовые деревья, на крышах оставленных домов свили огромные гнезда аисты. Михаилом овладело лирическое настроение. Стихи родились сами собой:
Прохладный ветерок - то нежностьБеды не понявшей Земли…Постойте:Взвод лейтенанта Векслера следовал за подразделением, которое обмывало крыши домов. Его команде было предписано обходить двор за двором и переворачивать грунт около этих домов, и тем самым снижать местный радиоактивный фон. С каждым новым выбросом изотопов из разрушенного реактора перекопанный ранее грунт и крыши опять покрывались налетом стронция, и фон вновь возрастал. Труд ликвидаторов был воистину сизифовым! Но как ни бесполезной казалась поставленная задача, приказ есть приказ.
Во дворе одного из домов солдаты обнаружили одинокую кошку, которая с жадностью доедала оставленные кем-то в миске рыбные консервы.
– Интересно, кто это позаботился о божьей твари, ведь жители деревни уже две недели как выселены?
– с подозрительностью в голосе произнес один из солдат. Скоро виновник нашелся. За гигантским кустом черной смородины пряталась восьмидесятилетняя бабка, тощая в темных кофте и юбке. Голова ее была повязана черной косынкой. Когда солдаты вытащили сопротивляющуюся бабку из-за куста, та, как в бреду, не переставала креститься и бормотать слова из Откровения Иоанна Богослова: «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно факелу, и пала на третью часть рек и источники вод. Имя сей звезде полынь; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки». Пожилая женщина не желала разговаривать и отказалась объяснять свое поведение. Костлявые, скрюченные кисти ее рук дрожали, а забеленные катарактой глаза казались безумными. Солдаты по рации вызвали милиционера с машиной, и когда тот приехал и увез с собой старуху, расположились на перекур у деревянного почерневшего и растрескавшегося от старости стола перед домом.
– Есть что-то в том, что бабка говорила, - затянувшись сигаретой и выпустив изо рта дым, сказал один из солдат, - я слышал от ребят-разведчиков из нашего батальона, что сейчас на станции переполох - там боятся, что вся эта радиоактивная зараза просочится в грунтовые воды и тогда отравится масса народа. Чтобы этого избежать, собираются строить бетонную охлаждаемую подушку под взорвавшимся реактором. Нагнали сюда метростроевцев и шахтеров - несчастным предстоит серьезно облучиться! Кроме того начали окапывать и бетонировать подступы к реке Припять, это ведь приток Днепра.
– А что она несла про эту полынь?
– спросил другой солдат.
– Я где-то слышал, что название города «Чернобыль» возникло от названия растения чернобыльника - горькой полыни. Здесь его полно растет.
– Ой, не нравится мне все это, мужики!
– резюмировал третий солдат.
Вернувшегося в лагерь Михаила ждал сюрприз - долгожданный ответ от Нины. Он дрожащими руками взял заветный конверт, на котором красивым Нининым подчерком было написано «УССР. Киевская область. Иванковский район. Село Оранное. в/ч 18977Д. Лейтенанту Векслеру М.В.». Адрес был фиктивным - Оранное располагалось в нескольких километрах от этого места в сторону Киева, но оно было ближайшим к лагерю населенным пунктом. Михаил не решился сразу вскрыть конверт, сунул его в карман брюк и направился к ближайшему лесу. Присев на лежащий ствол давно упавшего и гниющего дерева, он осторожно открыл конверт и, наконец, прочитал письмо. «Здравствуй, Миша! Мне трудно тебе об этом писать, но получив от тебя эти неприятные новости, я долго плакала, не в силах помочь тебе. Вчера мы обсудили с папой
У доктора потемнело в глазах. Ему не хотелось жить. Скомкав письмо и бросив его в траву, он, покачиваясь как пьяный, не разбирая дороги, направился в сторону лагеря.
По пути Михаил встретил своего давнего приятеля Владимира Ивановича Соколова. Тот сидел на походном стульчике у входа в бригадный медпункт. Соколов еще издали увидел лейтенанта с мрачным выражением лица, и в своем балагурно-грубоватом тоне приветствовал его:
– Вдруг откуда не возьмись появился в роте!.. Что не веселый?
– Да так: письмо получил нехорошее.
– Что? Небось подруга отказала? Ничего удивительного - наверняка столичная штучка: они там все рационалистки! Не бери в голову - может это и к лучшему. Друг познается в беде. Господь в последний момент уберег тебя перед тем, как ты засунул голову в пасть тигру! Так что радоваться надо, а не страдать! Давай лучше вместе напишем письмо в наш рентгеновский кабинет - а то они до сих пор не знают, куда их заведующий запропастился. Вот послушай, как я его начал: «Здравствуйте, дорогие мои коллеги! Пишут вам с территории Чернобыльской АЭС и низко кланяются ваш начальник и ортопед Векслер. Как бы вам объяснить здешнюю обстановку? В общем, когда вы утром перед началом работы кабинета включаете высокое напряжение и боитесь облучения, это для нас здесь как утренняя гимнастика. От полученной дозы мы скоро начнем светиться. Если вернемся, можете приглашать нас вечером в гости и экономить на освещении». Ну как?
Доза полученной радиации с самого начала кампании была расчетной и ежедневно записывалась на специальных листках-вкладышах в военные билеты. Попытка снабдить весь личный состав компактными индивидуальными накопительными дозиметрами не увенчалась успехом. Дозиметры были выданы каждому солдату и офицеру и прикреплены к поясному ремню. Показания их считывались раз в неделю особым прибором, который был в распоряжении специально назначенных в каждом батальоне ответственных. Эти люди не сразу, но обратили внимание, что «приборы» эти ничего не фиксируют. Был проведен простой эксперимент: экипаж одной из разведывательно-дозиметрических машин отстрелил штифт со связкой этих приборов рядом с аварийным энергоблоком на станции. Через сутки нахождения в зоне высокой радиации приборы были собраны. По логике вещей они должны были показать дозу минимум в сто рентген, но их показания замерли на нуле.
После этого камуфляжные дозиметры были срочно изъяты из употребления и расчетная система снова стала единственной.
Доза, после измерения уровня радиации на местности, рассчитывалась при помощи несколько громоздкого дозиметрического прибора ДП-5. Прибор представлял собой небольшой ящичек в коричневом кожаном кожухе. Ремень, прикрепленный к нему, вешали на плечо или на шею. Полученный уровень, обозначенный в рентгенах в час, умножался на время, проведенное на этой территории. Так получали дозу, выраженную в рентгенах или бэрах. С началом поездок в зону радиации лейтенант Векслер тоже получил такой прибор. Время от времени Михаил включал его и на территории лагеря. Картина была неутешительной: как правило, стрелка прибора показывала высокие уровни радиации. Это держало Михаила в состоянии постоянного нервного напряжения. Приборы, поставленные в разведывательных машинах и на джипах, раздражали еще больше: они издавали неприятные щелкающие звуки, и частота этих щелчков возрастала с увеличением уровня радиации. От этой «музыки» можно было сойти с ума!
Вернувшись со станции, Михаил вошел в свой медицинский пункт, намериваясь хотя бы на четверть часа прикорнуть, пока не появились первые пациенты. Лейтенант не успел расположиться на жестких нарах, как услышал необычно сильный шум со стороны лагерного плаца. Почти инстинктивно он снова быстро намотал портянки и, на ходу натягивая сапоги, выскочил из палатки. На плацу царило оживление: двое солдат держали за руки вырывающегося средних лет резервиста. Он был в состоянии наивысшего нервного возбуждения, выкрикивая какие-то непонятные слова.