Третий брак бедной Лизы
Шрифт:
Лиза, приученная матерью к мысли, что семья должна быть единой, ломала голову, почему же в этот раз семья ее отторгла.
– Пап, мы отлично устроились. Но обида мне не дает покоя! Если бы мама хотя бы поговорила со мной, объяснилась. – С отцом Лиза иногда была откровенна.
Петр Васильевич только вздыхал. Его отношения с женой стали несколько другими – он, проявлявший крайнюю сдержанность и лояльность, принимавший посильное участие в ее «салонах», с некоторых пор стал избегать общества людей, собиравшихся в доме. Элалия Павловна особо не огорчалась – собеседники были ей интересней, с ними ее связывала работа, которую она очень любила и ценила. Петр Васильевич работал, вечерами отсиживался в своей комнате или навещал дочь.
– Как здорово устроилась!
Действительно, с Лизой приключились какие-то метаморфозы – к своей квартире на «Соколе» она не относилась так, как к этой – маленькой и чужой. Все занавески она сшила сама – с оборками, с ламбрекенами, они стали настоящим украшением и комнаты, и столовой. В кухне на столе была скатерть в тон шторам, красивая картина, которую Лиза написала сама поздним вечером, когда не спалось. Картина изображала большие маки в букете полевых трав и злаков. Это яркое пятно на стене придавало кухне нарядный вид и создавало праздничное настроение. На подоконнике стоял цветок и красивая статуэтка. На противоположной стене, над кухонным разделочным столом, висел ряд декоративных тарелок – она их купила буквально за копейки в Интернете, в первые дни после ухода от Тихона. Обозначая таким образом начало самостоятельной жизни.
Любовь к фарфору Лизе привила Элалия Павловна. «Хороший фарфор – это не только деньги в тяжелую годину. Хорошая чашка, красивая ваза, яркая тарелка – это для дома как серьги для женщины. Вроде можно обойтись, но с ними она красивее, эффектнее и чувствует себя уверенней», – говорила она. Сама Элалия Павловна хорошо разбиралась в фарфоре, живописи и даже монетах. Нельзя сказать, что ее знания были системными, но она обладала безусловным вкусом, была художественно образована и наделена собирательской интуицией. Все эти свойства позволяли ей безошибочно из груды предметов выделять стоящие. Лиза, будучи еще совсем девочкой, запоминала, что говорила ей мать о старинных вещах, но особого интереса не проявляла. И в своей первой семье у нее не было времени на это неторопливое занятие – отыскивать что-то необычное, старое, красивое. В жизни с Тихоном Бойко у нее не было на это ни сил, ни настроения. Тогда все уходило на поддержание мира в семье. Сейчас же, безостановочно улучшая интерьеры в съемной маленькой квартире, она вдруг почувствовала прелесть собирательства и только жалела, что у нее нет денег, – походы по антикварным магазинам носили скорее экскурсионный характер.
А с деньгами действительно было туго. Да так туго, что Лиза уже пару раз наведывалась в ломбард. Серьги, подаренные родителями, и пара золотых колец выручали их с дочерью в конце месяца, когда приходило время платить за квартиру. В эти дни Лиза ругала себя за авантюризм и хвалила за стойкость. Действительно, только женщина, склонная к авантюрам, согласится платить за квартиру сумму, превышающую ее месячный доход. Только женщина, обладающая стойкостью и уверенностью в своих силах, согласится так поступить.
– Ну, Ксения, переходим на пиццу! – говорила в такие моменты Лиза дочери, это означало, что старинная еда неаполитанских бедняков прочно занимает место в домашнем меню. Ксения радовалась, а Лиза корила себя и старалась сделать это блюдо хоть немного диетическим, пригодным для детского питания.
Но если продукты можно было купить недорогие и их на семью из двух человек требовалось не очень много, то с одеждой дело обстояло совсем туго. Ксения росла не по дням, а по часам, – сапожки, туфельки, ботиночки, пальто и платья – все это с какой-то молниеносной быстротой становилось мало, коротко, узко.
– Дочь, ты словно наверстываешь упущенное. Не росла, не росла, а теперь как стебель бамбука… – сокрушалась и радовалась одновременно Лиза, рассматривая очередную негодную одежку.
А Ксения отмалчивалась – она по-детски переживала из-за того, что мама не может ей купить узкую юбку – такие носили многие девочки, сапожки с высокой застежкой – они тоже вдруг стали модными среди школьниц, не говоря уже о многочисленных мелочах – заколочках и ленточках. Лиза понимала дочь – все это, даже включая юбку из шотландки, стоило совсем недорого, почти копейки. Но Лизина математика была проста до неприличия – к зарплате, полученной в поликлинике, надо было прибавить деньги, полученные за коммерческие приемы, и почти полностью отдать за квартиру. На этом математика заканчивалась, поскольку заканчивались заработанные деньги. Но надо было есть, пить, платить за свет, оплачивать Интернет и проезд в городском транспорте. А еще случались непредвиденные траты – лекарства, визит к стоматологу, срочный ремонт обуви. Надо было иногда ходить в парикмахерскую и еще надо было одеваться. Решить последнюю задачу Лиза однажды попыталась с помощью своей любимой швейной машинки, которую когда-то благоразумно оставила на «Соколе» и которая не понадобилась брату Борису. Лиза просидела целую ночь в своей уютной кухне-столовой и, пока дочь спала, сшила ей из своего старого платья юбку. Фасон она выбрала совсем простой. Когда Ксения проснулась, юбка была готова.
– Мам, я ее надену в школу?! – Дочь с восторгом разглядывала обновку.
– Да, конечно. – Лиза была рада, что дочке понравилось ее творение.
Вечером того же дня Ксения аккуратно спрятала юбку подальше в шкаф. За этим занятием ее застала пришедшая с работы Лиза.
– Почему? Она же тебе понравилась!
– Она получилась кривой. Сзади длинная, спереди короткая…
– Не беда, я поправлю, подошью там, где длинная… – Лиза потянулась в шкаф.
– Мам, не надо, – остановила ее дочь. – Лучше потом когда-нибудь купим настоящую… А я пока в старой похожу.
Лиза так и не узнала, чем же дело, – ее маленькая дочь не любила распространяться о своих обидах.
«Правильно ли я сделала? Может, надо было соглашаться на старую квартиру с пыльными диванами? Ну пожили бы так, и денег бы больше было. Не намного, но все же…» – в минуты денежного кризиса – а они повторялись регулярно – думала Лиза. В отчаянии она устроилась еще ночной няней-сиделкой в ближайшую больницу, и теперь ее рабочая неделя была занята и днем и ночью. Лиза ругала себя, но за помощью к родным не обращалась – она даже умудрялась привозить родителям что-то вкусненькое. Элалия Павловна, внимательно наблюдая за похудевшей и подурневшей от переутомления дочерью, интересовалась:
– А зачем ты еще и няней устроилась?! Всех денег не заработаешь!
– Мама, мне всех денег не надо. Мне надо на необходимое заработать!
– Вот я тебе говорила, иди в науку… сейчас бы имела кандидатскую, надбавки.
– Мам, я сама разберусь! – Как ни странно, именно такие материнские пассажи укрепляли дух Лизы. «Ни копейки ни у кого не попрошу! И правильно, что живу в нормальных условиях. Это главное. Дочь видит чистую, красивую обстановку. Я же видела, с какой гордостью она приводит к нам подруг». Лиза была довольна дочерью – никаких капризов, никаких «хочу!», девочка росла спокойной. Лиза, памятуя о той дистанции, которая неизменно пролегала между ней и Элалией Павловной, больше всего радовалась близости с дочерью. «Что бы я ни думала, как бы я ни была ею недовольна, главное – это доверие и отсутствие страха перед родителями. Родители – они не прокуроры», – думала Лиза, наблюдая за дочерью. Когда Ксения гостила у бабушки с дедушкой, она никогда не рассказывала об их жизни. Правда, и Элалия Павловна много вопросов не задавала, она старалась внучку накормить и образовать. Рассказы бабушки о музыке и книгах Ксения очень любила и стала просить мать отпускать ее на концерты с бабушкой.
– Да, конечно. – Лиза была рада, что дочь с бабушкой дружна, хотя в душе понимала, что характеры у них совершенно одинаковые – сильные, суровые, резкие.
Петр Васильевич, бывавший иногда в гостях у дочери, больше остальных догадывался о бедственном положении. Поэтому иногда либо предлагал деньги, либо привозил продукты.
– Пап, деньги не возьму. – Лиза была непреклонна, но отца обижать не хотела, поэтому добавляла: – Если к нам будешь ехать, кусочек говядины купи, я пирожки сделаю.