Третий дневник сновидений
Шрифт:
– И принёс сюда, чтобы птица теперь летала у нас в столовой? Вот уж большое спасибо, - сказала Флоранс. Она осторожно подошла к пианино.
– Бедная маленькая Кнопочка! Этот злой Матт тебя обидел?
– Скорей наоборот. Кнопка сильно поцарапала бедного маленького Матти, - ответил Матт.
– Не говоря о бедном дрозде. И амфорах... Я, кстати, хотел узнать, застрахованы ли они. Были довольно дорогие.
– Тогда, может, вам надо лучше закрывать вход в свой зимний сад, - отрезала Флоранс.
– Господи, ты в плохом настроении.
–
– Раньше ты была такой милой.
Флоранс посмотрела на него сердито.
– Ну да, но меня научили, что в этом мире быть милой долго не удаётся.
– Не забывайте о вежливости!
– Эрнест поднялся.
– Думаю, лучше будет проводить вас до двери, прежде чем эта - как вы выразились?
– очень энергичная семья не стала совсем хаотичной, - сказал он Паскалю.
Тот всё ещё смеялся. Постепенно он стал казаться мне не таким уж неприятным.
– Мне тоже надо идти.
– Рыся поспешно встала и взяла свой бежевый вязаный жакет.
– У меня начинается мигрень: невоспитанные домашние животные и дети действуют мне на нервы.
Её уничтожающий взгляд относился на этот раз не ко мне и не к Мии, а к «правильным» внукам.
– Может, возьмёте с собой кусочек торта?
– спросила Лотти.
Но Рыся, не попрощавшись, исчезла в прихожей. Мама, Паскаль и Эрнест последовали за ней.
– Потом ещё поговорим. Позаботьтесь о коте, - сказал нам Эрнест.
Паскаль же на прощание кивнул и улыбнулся. Впервые я подумала, что он улыбается не по своему желанию, а из- за паралича какой-то мышцы на лице. Может, в этом был секрет его успеха?
– Какой милый человек!..
– сказала, глубоко вздохнув, Лотти.
– Такой позитивный. Наверное, потому, что он целыми днями заботится о том, чтобы в жизни было больше любви.
– Эта способность и все прочие мелочи не более чем деловые трюки.
– Чарльз вдруг словно проснулся.
– Людям должно казаться, что любовь к жизни можно купить.
– Так может говорить лишь человек, который не верит в любовь и романтику.
– Лотти заправила за ухо локон и смотрела вызывающе.
– Которому незнакомы страсти.
– Если я не окутываю всё красивым тюлевым шлейфом, это ещё не значит, что я не романтичен, - сказал возмущённо Чарльз.
– Или бесстрастен.
– Да?
– Лотти пожала плечами.
– Извини, это просто моё личное впечатление.
Я недоверчиво переводила взгляд с одного на другого. Теперь начинали и эти. Что-то было сегодня в самой атмосфере, что все превращались в ссорящихся детсадовцев. Не хватало только, чтобы они к каждой фразе добавляли: «Аты-баты».
– А ты находишь романтичным всё, что заслуживает твоей улыбки, - ответил Чарльз.
– Кстати, насчёт улыбки. Я бы не скалился так самонадеянно, если бы у меня были воспалены дёсны.
– Это не самонадеянно, просто очаровательно. И у него не воспалены дёсны, - парировала Лотти.
– Как же, над верхним клыком слева! Ты не могла видеть, потому что сидела от него справа.
– Чарльз, похоже, сам почувствовал, что ведёт себя немного ребячески.
– Могу я взять себе немного торта, прежде чем птичка не вырвалась и не накакала на него?
– Не думаю, что она ещё может летать, - сказал Матт.
До сих пор он лишь коротко взглянул на меня, и мне стало чуть-чуть спокойней. Немногие люди могут, просыпаясь, помнить свои сны, а если и помнят, то недолго. Но даже в том невероятном случае, если Матт что-то помнил, это был всегда лишь его сон, и он не подозревал, что я проникла в него и отчасти им манипулировала. Если кому-то может быть неприятно, то лишь ему. Почему же мне всё- таки хотелось заползти под стол и прятаться там, пока он не уйдёт?
Спот тихо замурлыкал.
– Бедный кот травмирован, - сказала Флоранс и со злостью посмотрела на Матта.
– Надеюсь, вам это не грозит.
– Перестань, Флоранс, отыгрываться на Матте, раз у тебя плохое настроение. Если здесь кто и травмирован, так это дрозд.
– Грейсон схватил Спота и вынес его на террасу.
Наверно, к этому его побудили слова о том, что птица сможет накакать на остатки торта. Что было не так уж глупо, поскольку оказалось, что дрозд выглядел вполне живым и даже мог летать. Спот всё ещё держал пасть открытой, но Грейсон слегка его потряс, не давая шансов полакомиться. Кот, мурлыкая, смотрел вслед дрозду, который порхал над живой изгородью в саду родителей Матта, но, глупое жи- вотное, без сопротивления позволил вернуть себя туда, где он мог опять обиженно свернуться на диване, не удостаивая нас взглядом. Кнопка из солидарности легла рядом с ним и смотрела на нас с упрёком.
– Хотя бы эти двое друг с другом не ссорятся, - сказала весело Мия.
– Хочет кто-нибудь черничный торт?
– спросила Лотти.
– Я не откажусь, - сказал кто-то голосом Генри.
Я обернулась.
Генри стоял у открытого окна столовой, а из-за его спины в комнату заглядывала Эмили. Оба, наверно, появились тут, пока мама и Эрнест прощались с Рысей и Паскалем и, как можно было судить по голосам, доносившимся из прихожей, ещё не закончили прощаться.
– Я тоже возьму кусок торта, - сказал Матт.
Постепенно столовая превратилась в сцену, на которой оказалось сразу много актеров, представлявших непонятную пьесу.
– Фью, фью!
– посвистывала Мия.
Текст у некоторых был действительно странный. Сценическим шёпотом Мия владела прекрасно:
– Грейсон, прячься! Тут Эмили!
– Лучше я возьму кусок торта, - проворчал Грейсон и опять склонился над столом.
Флоранс не знала, на кого больше сердиться.
– Ты и так уже съел больше половины торта!
– возмущалась она, что было вполне справедливо.
– Получишь самое большее ещё кусок, если и другим достанется по одному. Эмили, хочешь?