Третий дубль (из сборника "Белая дурь")

Высоцкий Сергей Александрович

— Муж не все знает,— Данилкина раскрыла сумочку, вынула большую плоскую коробку, нажала на защелку. На темно-васильковом бархате сверкнули браслет, кольцо и сережки.

— Ленин подарок,— бесцветным голосом сказала Данилкина и захлопнула коробку.— Вы не дадите мне пистолет?

Панин мотнул головой. У него появилось к Данилкиной сразу несколько вопросов, но не осталось времени, чтобы задать их. Он притормозил у дома пять, поставив машину как можно ближе к дому, загородив въезд в подворотню.

— Кто знал об этих драгоценностях?

— Только

я и Леня.

Данилкина вышла из машины и огляделась. Единственная парадная была заколочена. Она вошла в подворотню неверной, дергающейся походкой, словно ноги у нее задеревенели. Но уже через несколько метров шаг Данилкиной сделался легким и свободным. У капитана мелькнула мысль: вот так справляется с волнением актриса Данилкина перед выходом на сцену.

Легкий, еле слышный свист привлек внимание Панина. Он отвел взгляд от Татьяны и оглянулся. Кусок фанеры, которым было заколочено разбитое стекло дверей парадной, сдвинулся, и из-за него выглядывал Митя Кузнецов.

«Значит, они заехали с противоположной стороны,— подумал Панин.— С улицы Качалова».

Митя нарисовал в воздухе круг. Это означало, что дом окружен. Панин улыбнулся и, показав Кузнецову два пальца крест-накрест, рубанул ладонью. Его так и подмывало мальчишеское желание вытащить из-под куртки израильский автомат и продемонстрировать лейтенанту.

Кузнецов опустил фанеру, и Панин опять остался один на пустынной пыльной улице. Лишь редкие автомашины время от времени пролетали мимо.

Дом № 5 был выложен из красного кирпича лет сто назад и походил на казарму. За толстым слоем пыли, осевшей на стеклах, трудно было разглядеть, что творится внутри. И живут ли вообще здесь люди?

Шло время. Никто из дома не выходил. Панин решил ждать пятнадцать минут. Если никто из преступников не выйдет поинтересоваться, почему Рюмин не поднимается, он пойдет вслед за Татьяной.

Человек появился через пять минут. Он выскочил из подъезда в глубине двора и почти бегом потрусил к машине. Панин сразу узнал его. Это был мотоциклист, с которым он столкнулся на улице Халтурина. Как и рассчитывал Панин, преступник в первый момент принял его за шофера: для того, чтобы увидеть лицо, надо было нагнуться. А яркая адидасовская куртка сразу бросалась в глаза.

— Гена, где шеф? — недовольным голосом спросил мотоциклист.— Баба голыши принесла…— И осекся, увидев битое стекло и кровь на сиденье.

— Пикнешь, пришью! — Панин почти уперся стволом в лоб мотоциклисту, наклонившемуся над ним. Он увидел, как из дверей парадной выскочил Кузнецов и еще кто-то из сотрудников и дернули преступника на себя. Он был так ошарашен, что не проронил ни звука и исчез вместе с милиционерами за дверью парадной.

Теперь надо было идти в дом. Капитан вынул ключи из замка машины, бросил взгляд в зеркало: волосы на голове спутались, глаза смотрели затравленно. В «бардачке» «Волги» Панин нашел красивую алую кепку с длинным козырьком и нахлобучил себе на голову…

В подворотне его догнал Кузнецов.

«Зря он высунулся»,— с раздражением подумал капитан, но останавливать Митю было уже поздно: они вышли на открытое пространство четырехугольного захламленного двора.

— Не уточнил номер квартиры? — спросил Панин. Шел он ссутулившись, низко наклонив голову.

— Молчит, сволочь! — отозвался Кузнецов.— Актрису в семнадцатую вызывали?

— Да,— Панин поднял голову и, прикрыв лицо ладонью, обежал глазами окна. Они были такие же грязные, как и с фасада. От бачков с пищевыми отходами тянуло гнусным смрадом.

— Может быть, здесь общежитие? — шепотом произнес Кузнецов, как будто смрад и непробиваемая для солнца пыль на окнах — непременные спутники каждого общежития.— Семнадцатая квартира направо,— сказал он.— Третий этаж.

Где-то совсем рядом загрохотал тяжелый поезд. Панин вопросительно посмотрел на товарища. Понимая, что его беспокоит, старший лейтенант доложил:

— За насыпью оперативники из районного управления.

Они подошли к подъезду.

— Ну, хоп, Митя! — Не оглядываясь на спутника, Панин быстро вошел в подъезд. Теперь он не видел ни грязи на лестнице с обломанными железными перилами, ни обшарпанных стен. Только узкие ступени да таблички с номерами квартир. Сзади легко и пружинисто перескакивал через ступеньки Кузнецов.

Семнадцатая квартира и правда была на последнем этаже. Четыре фамилии, четыре разнокалиберные кнопки звонков… Панин нажал наугад первую попавшуюся. Кузнецов встал в стороне. Так, чтобы человек, открывший дверь, его не увидел. Из квартиры не донеслось ни звука. Капитан нажал на другую кнопку и долго не отпускал палец. Теперь было слышно, как где-то в глубине квартиры требовательно заливается звонок. И опять никакого движения. Загрохотал очередной поезд. Дом дрожал мелкой дрожью, позвякивало стекло в окне на лестничной площадке. «Как только люди тут живут?» — подумал Панин, протягивая руку к следующей кнопке. И в это время распахнулась дверь квартиры.

На пороге стоял вполне мирный старик с бритой головой и загорелым морщинистым лицом. Панин поманил его к себе пальцем, и старик безбоязненно шагнул на лестничную площадку. Капитан тихонько толкнул дверь ногой — так, чтобы из прихожей не было видно, что делается на лестнице, и в то же время не захлопнулся замок.

— Ой, да вас тут двое? — удивился старик.— Вам чего, ребята? Стаканы, может быть, нужны? — похоже было, что он принял их за выпивох, зашедших в парадную распить бутылку водки.

— Дедушка,— шепотом сказал Панин,— мы из милиции. Кто в квартире?

— Сосед. Хромов Алексей Федорович. Час назад со службы пришел.

— А еще?

— Пусто,— развел руками старик.— Хоть шаром покати. Сожительницы мои по деревням разъехались. В отпуску.

Панин и Кузнецов переглянулись.

— Десять минут назад к вам в квартиру никто не заходил? — спросил Панин.