Третий иерусалимский дневник (сборник)
Шрифт:
Вот я получил ещё одну
весть, насколько время неотступно,
хоть увидеть эту седину
только для подруг моих доступно.
633
Мне гомон, гогот и галдёж —
уже докучное соседство,
поскольку это молодёжь
или впадающие в детство.
634
Непривычную чувствуя жалость,
я вдруг понял, что как ни играй,
а уже накопилась усталость
и
635
Своя у старости стезя
вдоль зимних сумерек унылых:
то, что хотим, уже нельзя,
а то, что льзя, уже не в силах.
636
Я по себе (других не спрашивал)
постиг доподлинно и лично,
что старость – факт сознанья нашего,
а всё телесное – вторично.
637
Зря, подруга, ты хлопочешь
и меня собой тревожишь:
старость – это когда хочешь
ровно столько, сколько можешь.
638
Года меняют наше тело,
его сберечь не удается;
что было гибким – затвердело,
что было твёрдым – жалко гнется.
639
Смешон резвящийся старик,
однако старческие шалости —
лишь обращённый к Богу крик:
нас рано звать, в нас нет усталости.
640
А в кино когда ебутся —
хоть и понарошке, —
на душе моей скребутся
мартовские кошки.
641
Я курю в полночной тишине,
веет ветер мыслям в унисон;
жизнь моя уже приснилась мне;
вся уже почти; но длится сон.
642
Когда бессонна ночь немая,
то лиц любимых вереница,
мне про уход напоминая,
по мутной памяти струится.
643
Я в фольклоре нашел враньё:
нам пословицы нагло врут,
будто годы берут своё...
Это наше они берут!
644
Увы, но облик мой и вид
при всей игре воображения
уже не воодушевит
девицу пылкого сложения.
645
Всегда бывает смерть отсрочена,
хотя была уже на старте,
когда душа сосредоточена
на риске, страсти и азарте.
646
Очень жаль, что догорает сигарета
и её не остановишь, но зато
хорошо, что было то и было это
и что кончилось как это, так и то.
647
Уже
порядок наводить могу часами,
с годами я привычками оброс,
как бабушка – курчавыми усами.
648
Мои слабеющие руки
с тоской в суставах ревматических
теперь расстёгивают брюки
без даже мыслей романтических.
649
Даже в час, когда меркнут глаза
перед тем, как укроемся глиной,
лебединая песня козла
остёется такой же козлиной.
650
На склоне лет не вольные мы птицы,
к семейным мы привязаны кроватям;
здоровья нет, оно нам только снится,
теперь его во снах мы пылко тратим.
651
Во сне все беды нипочем
и далеко до расставания,
из каждой клетки бьет ключом
былой азарт существования.
652
Идея грустная и кроткая
владеет всем моим умишком:
не в том беда, что жизнь короткая,
а что проходит быстро слишком.
653
Ровесники, пряча усталость,
по жизни привычно бредут;
уже в Зазеркалье собралось
приятелей больше, чем тут.
654
Вы рядом – тела разрушение
и вялой мысли дребезжание,
поскольку формы ухудшение
не улучшает содержание.
655
Вокруг лысеющих седин
пространство жизни стало уже,
а если лучше мы едим,
то перевариваем – хуже.
656
Вдруг чувствует в возрасте зрелом
душа, повидавшая виды,
что мир уже в общем и целом
пора понимать без обиды.
657
Где это слыхано, где это видано:
денег и мудрости не накопив,
я из мальчишки стал дед неожиданно,
зрелую взрослость оплошно пропив.
658
Зачем вам, мадам, так сурово
страдать на диете учёной?
Не будет худая корова
смотреться газелью точёной.
659
Спокойно и достойно старюсь я,
печальников толпу не умножая;
есть прелесть в увядании своя;
но в молодости есть ещё чужая.
660
Иные мы совсем на склоне дней:
медлительней, печальней, терпеливей,
однако же нисколько не умней,
а только осторожней и блудливей.