Третий ключ
Шрифт:
Наверное, она родилась невезучей – изучив расписание пригородных автобусов, она расстроилась. До Антоновки ходило всего два автобуса. Первый благополучно отбыл полчаса назад, а второй должен был отправляться в семь вечера.
Аглая обошла пыльную привокзальную площадь в поисках таксиста, но все таксисты, наверное, по случаю жары, куда-то подевались. А в маленьком магазинчике, радостно встречающем покупателей подвешенными к потолку полосками липкой ленты с трупиками мух, из напитков имелась только газировка, да и та теплая. Оставалась надежда на колонку, но воды в ней не оказалось вовсе, а в единственной на
Первый километр Аглая с грехом пополам преодолела. На пути ей попалась действующая колонка, и она смогла не только утолить жажду, но еще и ополоснуть лицо холодной водой. Это добавило сил и оптимизма, но, как оказалось, ненадолго. Аглая уже через пятнадцать минут ходьбы по пыльной обочине вдоль раскаленной, воняющей плавящимся асфальтом и бензином дороги, то и дело шарахаясь от пролетающих мимо машин, почувствовала дурноту. Сейчас ей мечталось только об одном – о самом захудалом деревце, в тени которого можно было бы отдышаться и прийти в себя. Но память с жестокой неумолимостью подсказывала, что никаких деревьев не будет почти до самой Антоновки, а только жара, вонь, вьющиеся над головой мухи и фиолетовые круги перед глазами.
Силы воли не хватило или просто силы не хватило – неважно. Важно другое – фиолетовые круги слились в сплошное чернильное пятно, а телу вдруг стало горячо и колко. Аглая потеряла сознание...
В беспамятстве было хорошо: по лицу за шиворот стекало что-то прохладное, а голова лежала на чем-то мягком.
– Кажется, приходит в себя. – Голос был женский, незнакомый.
Аглая моргнула, провела рукой по мокрой щеке и только потом рискнула открыть глаза. В мире почти ничего не изменилось, полуденное солнце по-прежнему плавило все вокруг, а от асфальта поднимались удушливые испарения. Хотя нет, кое-что все-таки изменилось. Теперь на обочине она была не одна.
– Ты как, путешественница? – Над ней склонилась молодая женщина, полноватая, улыбчивая, с веснушчатым лицом, в смешной розовой панаме.
– Спасибо, хорошо. – Аглая попыталась сесть, но оказалось, что-то ей мешает. Это что-то придерживало ей голову и плечи. Аглая обернулась и встретилась взглядом с глазами пыльно-голубого, точно выгоревшего на солнце цвета. Глаза прятались за стеклами очков, но в тот момент она видела только их, все остальное было нечетким, расплывающимся и меняющимся.
– Смотрите, ребята, девушка едва пришла в сознание, а уже чувствует себя хорошо! Поразительная, я вам скажу, стойкость. – Женщина протянула Аглае пластиковую бутылку с водой, подмигнула кому-то за ее спиной, наверное, этому пыльноглазому. – Михаил, я вас понимаю, держать в объятьях прекрасную незнакомку всегда волнительно, но будьте так любезны, помогите барышне принять вертикальное положение. Пить лежа не особенно
– Прекрасную незнакомку! Ну вы скажете, Надежда Павловна, – фыркнули над ухом у Аглаи, и в поле зрения появилась симпатичная блондинка. – Прекрасные незнакомки бросаются под колеса «Мерседесов», а не задрипанных грузовиков, и в принцы себе выбирают кого-нибудь покруче нашего Мишани. – Блондинка подняла глаза к небу, точно ждала от высших сил подтверждения своим словам.
– Не слушай ее, – послышалось с другой стороны, и чьи-то сильные руки помогли Аглае сесть. – Даша у нас мастер злословия.
– А ты ботаник и неудачник! – Блондинка Даша еще раз фыркнула, отправлась к стоящему на обочине грузовику и уже оттуда закончила:– Подбираешь всяких на дороге! Уже б давно на месте были, если бы не твое человеколюбие.
– Даша, – в голосе женщины послышался мягкий упрек, – Михаил клятву Гиппократа давал. И вообще, это неприлично...
– Вот и пускай теперь сам возится со своей клятвой!
– Спасибо, мне уже намного лучше, я дальше сама. – Аглая, чувствуя, что краснеет, крепко зажмурилась, собираясь с силами. Надо как-то встать на ноги, а в голове по-прежнему шумит. Вот сейчас встанет и снова рухнет, на потеху этим нетерпеливым путешественникам.
– Ты куда шла? – Тот, которого блондинка пренебрежительно назвала Мишаней, а женщина уважительно – Михаилом, обладатель близорукого прищура и прячущихся за стеклами очков глаз странного пыльно-голубого цвета, помог Аглае встать, но руки с талии убирать не спешил, наверное, тоже боялся, что она может снова упасть.
– В Антоновку. – Ей было неловко под этим внимательным, очень серьезным взглядом, но теперь, когда Мишаня-Михаил оказался полностью в поле зрения, Аглая сумела рассмотреть не только глаза.
Высокий, но не худой, скорее упитанный. С обыкновенным лицом, незапоминающимся, совсем не мужественным. С вьющимися светло-русыми волосами и длинными белесыми ресницами. В просторных хлопковых брюках и клетчатой рубашке с закатанными рукавами, а еще с болтающейся на шее идиотской соломенной шляпой. Права была блондинка Даша, может быть, и не неудачник, но уж точно ботаник. В ботаниках Аглая разбиралась хорошо, потому как сама являлась типичной представительницей этого бесславного племени.
– Что ж ты в Антоновку пешком по такому-то солнцепеку? – спросила женщина и тут же расплылась в улыбке: – Это ж возле Антоновки усадьба графа Полонского?
– Угу, – Аглая кивнула, переступила с ноги на ногу, давая понять прекрасному рыцарю Михаилу, что в опоре больше не нуждается.
Рыцарь намек понял правильно, руки с Аглаиной талии убрал и улыбнулся при этом так странно: не ехидно, не иронично, а как-то по-доброму, точно старой знакомой.
– Надежда Павловна, мы ж девушку подбросим до поместья? – спросил весело.
– Ну, если девушка скажет, как ее звать-величать, то подбросим непременно. – Надежда Павловна обмахнулась свернутым в трубочку журналом.
– Аглая. – Она уже не рада была этому своему чудесному спасению и прикидывала мысленно, как бы добралась до Антоновки без посторонней помощи, но вопрос требовал ответа.
– Аглая – лгала я, – сказал задумчиво Мишаня-Михаил. – Почти как анаграмма.
– Для анаграммы не хватает одной буквы «л», – она выдавила из себя улыбку, огляделась в поисках сумки.