Третий Проект. Том I "Погружение"
Шрифт:
Сам же Колчак писал в одном из своих писем:
«Но Вы поймите, что от этого нельзя избавиться. Гражданская война должна быть беспощадной. Я приказываю начальникам частей расстреливать всех пленных коммунистов. Или мы их перестреляем, или они нас. Так было в Англии во времена Алой и Белой розы, так неминуемо должно быть и у нас…»
И началось… Славные белые рыцари в Сибири вели себя как самые настоящие свиньи. Глава Уральского края Постников даже ушел в отставку, послав Колчаку письмо о том, что больше не может руководить голодным краем, где власть удерживается штыками, где идут расправы без суда, где аресты совершаются по доносам, где порют даже женщин.
А вот – выдержки из докладной записки одного из офицеров белого движения:
«Наезды «гастролеров», порющих беременных баб до выкидышей за то, что их мужья ушли в красную армию, решительно ничего не добиваются, кроме озлобления и подготовки встречи красных. Между тем, в домах этого населения стоят солдаты, все видят, все слышат и думают… Порка кустанайцев в массовых размерах повела лишь к массовым переходам солдат…»
Александр Бушков в своей книге «Красный император» тоже приводит воспоминания колчаковского ротмистра Фролова, орудовавшего тогда в Кустанае:
«Развесив на воротах Кустаная несколько сот человек, постреляв немного, мы перекинулись в деревню. Деревни Жаровка и Каргалинск были разделаны под орех, где за сочувствие большевикам пришлось расстрелять всех мужиков от 18 до 55-летнего возраста, после чего «пустить петуха». Убедившись, что от Каргалинска осталось пепелище, мы пошли в церковь… Был страстной четверг. На второй день Пасхи эскадрон ротмистра Касимова вступил в богатое село Боровое. На улицах чувствовалось праздничное настроение. Мужики вывесили белые флаги и вышли с хлебом-солью. Запоров несколько баб, расстреляв по доносу два-три десятка мужиков, Касимов собирался покинуть Боровое, но его «излишняя мягкость» была исправлена адъютантами начальника отряда поручиками Кумовым и Зыбиным. По их приказу была открыта по селу ружейная стрельба и часть села предана огню…»
Глядите: это делают не еврейские комиссары в кожанках, не латышские стрелки-душегубы и даже не гитлеровские зондеркоманды – а самые что ни на есть «их благородия». Вроде бы русские до самых корней. Поручики Голицыны, мать их, в чьих комнатах сидят комиссары и девушек ихних ведут в кабинет…
Ну что ж, откроем еще и воспоминания знаменитого Василия Шульгина. Для полноты картины. Итак:
«В одной хате за руки подвесили … комиссара … Под ним разложили костер. И медленно жарили… человека… А кругом пьяная банда «монархистов» … выла «Боже, царя храни»…»
Знаете, читатель, это короткая зарисовка дает для понимания всего ужаса Гражданской войны гораздо больше, чем десятки томов официальных комиссий как с красной, так и с белой сторон. Но это – политизированные красные и белые. А что же простой народ? Вот что отмечал по сему поводу генерал Деникин, командовавший армией Юга России: «Расправы с большевистскими властями носили характер необыкновенно жестокий…» . Дело в том, что на юге действовали народные ватаги, попеременно сражавшиеся и с красными, и с белыми – которые вообще никакой власти не признавали. Вот и находили деникинцы трупы белых офицеров и комиссаров с отрубленными руками и переломанными костями. Обезглавленные мертвецы, убитые с раздробленными челюстями и отрезанными половыми органами – обычные картины того лихого времени.
В следственных материалах ВЧК, посвященных сибирскому крестьянскому восстанию, имеются многочисленные свидетельства о том, как сжигали и замораживали пленных красноармейцев. Как устраивали показательные казни коммунистов на городских площадях – путем забивания их молотками, распиливания или сдирания кожи.
А вот последствия народной воли еще до октября 1917-го. Речь – о событиях в Кронштадте в марте того же года, сразу же после февральской буржуазной революции, когда революционные матросы орудовали сами, без всякой подсказки красных:
«В Кронштадте были зверски убиты главный командир порта адмирал фон Вирен, начальник штаба адмирал Кутаков …, командир второй бригады линкоров адмирал Небольсин. На следующий день толпа настигла командующего Балтийским флотом адмирала Непенина. От рук взбунтовавшихся матросов пали комендант Свеаборгской крепости, командиры 1-го и 2-го флотских экипажей, командир линкора «Император АлександрII», командир крейсера «Аврора»… К 15 марта Балтийский флот и крепость Кронштадт потеряли 150 офицеров, из которых более ста человек было убито либо покончило с собой…На сухопутном фронте тоже происходило немало эксцессов…»
Деникин в своих воспоминаниях писал о том, еще дооктябрьском времени:
«Я помню хорошо январь 1915 года … В жестокий мороз, по пояс в снегу, однорукий бесстрашный герой полковник Носков рядом с моими стрелками под жестоким огнем вел свой полк в атаку на неприступные скаты высоты 804… Тогда смерть пощадила его. И вот теперь (летом 17-го – прим.авт.) пришли две роты, вызвали генерала Носкова, окружили его, убили и ушли…»
Вот так разгулялся наш народ-богоносец, еще недавно считавшийся добросердечным и всепрощающим. Почти мгновенно он исторг из своей массы целые полчища изуверов и мучителей. Психическая пандемия жестокости, кровожадности и варварства, распространившаяся среди всех участников гражданской усобицы, охватила и иностранные войска, вступившие на нашу территорию. Например, англичане, высадившиеся в Архангельске и Мурманске, массами расстреливали попавших в плен красноармейцев, избивали их прикладами, бросали в тюрьмы и принуждали к работе, доводившей людей до полного истощения. Кормили впроголодь, угрожали казнью за отказ вступить в Славяно-британский контрреволюционный корпус. Именно англичане 23 августа 1918 года организовали первый концлагерь в России – на острове Мудьюг в Белом море, прозванным местными жителями «островом смерти». От цинги, тифа и голода смертность в нем достигала 30 процентов.
На Дальнем Востоке свирепствовали японцы:
«Пятеро русских были приведены к могилам, вырытым в окрестностях железнодорожной станции. Им завязали глаза и приказали стать на колени у края могил со связанными позади руками. Двое японских офицеров, сняв верхнюю одежду и обнажив сабли, начали рубить жертвы… И в то время, как каждая из жертв падала в могилу, от трех до пяти японских солдат добивали ее штыками, испуская крики радости…»
В начале 1918 года власть в Киеве при прямом пособничестве немецких оккупантов оказалась в руках самостийника Петлюры и его бандитов. И что же творили эти герои украинской независимости?
«Киев поразили как громом плакаты с фотографиями тридцати трех зверски замученных офицеров. Невероятно истерзанными были эти офицеры. Я видел целые партии расстрелянных большевиками, сложенных, как дрова в погребах, в одной из больниц Москвы. Но это были все только расстрелянные люди. Здесь же я увидел другое. Кошмар этих киевских трупов нельзя описать. Видно было, что раньше, чем убить, их страшно, жестоко, долго мучили. Выколотые глаза, отрезанные уши и носы, вырезанные языки, приколотые к груди вместо Георгиевских крестов, разрезанные животы, кишки, повешенные на шею, положенные в желудки еловые сучья. Кто только был тогда в Киеве – тот помнит эти похороны жертв петлюровской армии… Много было убито офицеров, находившихся на излечении в госпиталях. Свалочные места были буквально забиты офицерскими трупами. На второй день после вторжения Петлюры мне сообщили, что анатомический театр на Фундуклеевской улице завален трупами, что ночью привезли туда 163 офицера. Господи, что я увидел! На столах пяти залов были сложены трупы жестоко, зверски, садистски, изуверски замученных! Ни одного расстрелянного или просто убитого, все – со следами чудовищных пыток. … И почти у всех головы отрублены. У многих оставалась только шея с частью подбородка, у некоторых – распороты животы…»