Третий шанс
Шрифт:
– С хера ли? – удивился он. – Как же я без тигра?
– Тогда плехни коньячку. Это мне сейчас ой как нужно.
Глава 26
Дима
Я пробыл с Полиной весь день, до самого вечера, пока меня не выставили. Прятал свое бешенство, улыбался, старался успокоить ее. Сказал, что уже подал иск к газете за клевету. Именно так – к газете. Поскольку понимал, насколько ей больно было бы узнать, что это дело рук ее матери. Возможно,
– Ты надолго прилетел? – спросила она, держа меня за руку.
– В пятницу суд. В четверг вечером улечу. Хотя если понадобится, останусь. Суд можно и перенести. Или адвокат сходит без меня.
– Нет, зачем, - нахмурилась Полина. – Со мной все в порядке, не волнуйся. Поезжай. Тебе надо там быть самому. Чтобы побыстрее все закончилось. И даже если не получится, ничего страшного. Я ведь все равно здесь, а не с ней. Она же не может запретить тебе со мной видеться, правда?
– Конечно, нет.
Эх, Поля, еще как может. С нее станется. Если докажет, что общение со мной плохо влияет на тебя морально и физически. Но я, конечно, буду драться до последнего. А если не поможет, просто придушу эту суку.
Которую когда-то любил, напомнил тоненький ехидный голосок.
Не начинай, ладно? Прошлое все равно не изменить, какой смысл в том, чтобы трахать себе мозг до жидкого состояния? Лучше бы сказал, что лет пятнадцать тюрьмы за убийство с особой жестокостью вряд ли пойдут кому-то на пользу. Надо просто перешагнуть через это и жить дальше.
Ночью в гостинице я думал о сообщении со ссылкой, которое прислали Полине. Сначала у меня не было сомнений, что это сделала Лариса. Ну как же, это ведь я, мерзавец такой, скинул, чтобы ее подставить: мол, мать-ехидна готова навредить дочери. Но когда ярость немного улеглась, сообразил, что это вряд ли. Не до такой степени она дура. Не говоря уже о том, что смерть Полины ей тупо невыгодна, а она должна понимать, чем все это может обернуться. Зато рядом с ней реальный злобный дурак. И если я узнаю…
Хотя с этим, конечно, сложно. Я плохо представлял техническую сторону дела: можно ли вообще определить, с какого конкретно устройства отправлено сообщение. А даже если и можно, телефоны ведь не регистрируются на владельца.
Олег, которому я позвонил утром, сказал пару непечатных слов и добавил, подумав:
– Придется менять стратегию. Резко. Во-первых, вывалим на суде все, что есть. Пусть без доказательств – просто жирную массу. И это сообщение тоже. С упором на то, что только идиот стал бы отправлять его с симки, оформленной на свое имя. И будем продолжать бомбить прессу, возможно, телевидение. Во-вторых, я вам говорил, что первый круг мы, скорее всего, проиграем и процесс затянется. Теперь нам надо именно затянуть его если не на все полтора года, то как можно дольше. Будем подавать апелляцию, потом кассации по инстанциям буквально в последний день срока.
– Зачем? – не понял я.
– Пока решение суда не вступило в законную силу, опекунство фактически не назначено. Даже после развода никто из вас не сможет ограничить другого в общении, определить место жительства ребенка и распоряжаться его имуществом.
– А отец Ларисы? Он же временный опекун.
– Временный опекун уполномочен решать только текущие вопросы. И, кстати, мы можем запросить перенос слушания из-за болезни ребенка. Это даст дополнительное время. Но тогда и сам развод тоже отложится.
– Да плевать на развод. Он мне, что ли, был нужен?
– Ну и отлично. Тогда вы скидываете мне медицинский документ и что-то подтверждающее ваше нахождение за границей. Электронный билет, скан паспорта с въездным штампом. Я в пятницу иду в суд один и переношу заседание.
На следующий день я взял в центре справку об ухудшении состояния пациентки и отправил курьерской службой Олегу вместе с распечаткой билета и сканом заграна. Потом позвонил отцу и предупредил, что задержусь недельки на две. И добавил:
– Не вздумай Ларисе ничего говорить.
– По-твоему, дядя совсем дурак? – буркнул он сердито. – Ты у Пылаевых-то был?
– Нет. И не собираюсь. С теть Ритой повидался бы, а тестя точно видеть не хочу. Поля им звонила, но не сказала, что ей хуже. До выходных ничего не узнают, а значит, и Ларисе не стукнут. Нам нужно время потянуть, как можно дольше, раз уж так все пошло через жопу.
Полинка немного отошла, но выглядела все еще неважно. В клинику ее решили пока не переводить, оставили в центре, подключив на сутки кардиомонитор.
– Все-таки побуду с тобой, - сказал я, усаживаясь рядом с кроватью. – Будем считать, что у меня отпуск.
– А как же суд? – нахмурилась она.
– Подождет суд. Не горит. Теперь все так обернулось, что может тянуться долго. Очень долго.
– Пока мне не исполнится восемнадцать?
– Именно. Если проиграем, так и будем действовать. Подавать апелляции, одну за другой, чтобы решение не вступило в силу.
– Простите, вас просит зайти главврач, - в комнату заглянула медсестра.
– Отдыхай, я еще приду, - поцеловав Полину в лоб, я вышел.
– Мсье Морозов, - главврач, жизнерадостный румяный толстяк, приглашающе махнул рукой в сторону кресла, - у меня к вам серьезный разговор. Мы пока не стали переводить Полин в клинику, но скажу прямо, ее динамика внушает опасение. Рекомендую все же подумать о пересадке донорского сердца.
– В России, к сожалению, это дело очень небыстрое. У нас большие проблемы с пересадкой детских органов. Подростку могут пересадить сердце от взрослого, но слишком много факторов должно совпасть.