Третий шанс
Шрифт:
Бизнес-класс, рядом никого. Можно вытянуть ноги, закрыть глаза – и вспоминать, как это было. Вкус ее губ. Запах, который, оказывается, помнил все эти годы. Изгиб талии и бедер под руками. О чем мы говорили? А разве говорили? Кажется, нет. Потому что слова были не нужны. Сколько прошло времени? Тоже не знаю, оно спрессовалось в одно мгновение, в которое вклинилось, расщепив его, сообщение об окончании регистрации на мой рейс.
– Мне пора…
– Напиши, когда долетишь, хорошо?
– Я позвоню.
Поцеловав ее еще раз напоследок, я пошел к контролю, но обернулся на полпути. Юля стояла и смотрела
Два месяца назад, через несколько дней после обследования, Полина спросила:
– Пап, ты женишься, когда разведешься?
– С чего вдруг? – удивился я. – На ком?
– Ну… - она опустила глаза. – На той женщине. Которая в статье.
– Нет, - я с трудом сглотнул тугой комок.
– Почему?
– Во-первых, она замужем. Ее муж тяжело болен. Во-вторых, мы расстались.
– Понятно, - к счастью, Полина не стала больше задавать вопросов, но, как мне показалось, вздохнула с облегчением.
Сказать, что я не вспоминал об Элке, было бы неправдой. Но не скучал точно. И был еще какой-то горький привкус разочарования.
«Я все понимаю и очень тебе сочувствую, но… пойми и ты меня тоже», - сказала она.
Я понимал. Она боялась не огласки, потому что мы открыто появлялись на людях вдвоем, особенно в последний год. Возможно, ее муж даже был в курсе. Испугала Элку именно скандальная огласка. Я ни в чем ее не винил, не держал обиды, но… найди она какие-то другие слова, этой горечи, наверно, не было бы.
Я думал о Юле. Не вспоминал о прошлом… ну… почти не вспоминал. Не строил планов на будущее. Может быть, еще и потому, что вообще не строил никаких планов. Это было бы сейчас слишком опрометчиво. Наверно, в таких ситуациях и понимаешь, как это: жить одним днем. Все личное было поставлено на паузу, и в этой мигающей точке мне хватало одного: Юля просто есть, она не держит на меня зла и желает удачи. И это помогало, день за днем.
Полина продолжила учебу по дистанционке, я работал удаленно. Если погода позволяла, гуляли в саду или в ближайшем парке, куда ездили на машине. Никаких людей, никаких контактов, полная изоляция. Домработница приходила три раза в неделю только в наше отсутствие. Подцепи кто-то из нас сейчас даже не ковид, а обычную простуду, это могло стать катастрофой. По вечерам смотрели фильмы, играли в старую добрую «Монополию» или в карты, разговаривали.
Лариса, к счастью, не объявлялась. Новый телефон Полины она не знала, мне не звонила, о ее состоянии справлялась у матери. Меня это вполне устраивало. Оставалось как-то пережить встречу на апелляционном суде, куда все-таки решил наведаться сам, тем более это совпало с назначенной датой получения швейцарской визы. Были у меня и другие дела, которые рассчитывал втиснуть в эти два дня. И одно из них – очень важное.
Суд мы снова проиграли, но я даже особо и не огорчился. Зато пристал к Олегу с ножом к горлу, чтобы он дал мне Юлин телефон. Тот сначала отнекивался и пытался выкрутиться: ну как же без ее разрешения. Но я дожал. А вот позвонить за всей беготней смог только на следующий день днем. Вообще не представлял, что скажу, но надеялся, что она согласится встретиться.
Длинные гудки, а потом, похоже, сброс.
Ну что ж... Может быть, и к лучшему. Я ведь даже не знал, замужем ли она. А если и нет… что у нас может получиться сейчас, когда я за тридевять земель и сам себе не принадлежу? И с чего вообще взял, будто что-то может получиться – через столько лет и после всего? Лишь потому, что она поинтересовалась результатом дела и пожелала удачи?
Отца я уже видел накануне, перед аэропортом заехал к матери, а в такси вдруг решил позвонить Юле снова.
Только один раз. Если нет – значит, нет.
Но она ответила…
Что будет? Я не знал. И даже, наверно, не хотел знать. Сейчас, между небом и землей, между прошлым и будущем, я просто был счастлив. Быть может, это счастье было глупым, бессмысленным и сиюминутным, но… оно было. Еще несколько часов – и я снова окунусь в свои ежедневные, ежечасные заботы и тревоги. А пока Юлька со мной. Пусть даже одним коротким воспоминанием – не тем давним, а новым, ярким и острым.
На посадке самолет попал в грозу, опускался тяжело и жутко. Хотя страшно было не за себя. Оставить Полину с Ларисой – вот что стало бы самой большой подлостью мироздания. Но оно не подвело, пилоты посадили самолет пусть жестковато, но успешно, под громовые аплодисменты обосравшихся пассажиров.
Пройдя паспортный контроль, я вышел на парковку, сел за руль и включил телефон, который тут же взорвался звонком.
Полина?
Внутри остро ёкнуло.
– Папуль, ты прилетел? Ты был недоступен, бабушке позвонили из клиники. Сердце уже везут. А мы едем. Если ты не успеешь и мы не увидимся, папуля… Я очень-очень тебя люблю. И спасибо тебе за все!
– Я тебя тоже очень люблю, Поленька, - навигатор показал, что дороги свободны. – Где-то через полчаса буду. Держись, мой хороший. Помнишь? Если верить в лучшее, все будет хорошо.
Дождь лил, водители тупили, знаки заставляли сбросить скорость, светофоры организовали против меня заговор. Но я успел обнять Полинку и проводить ее в приемный покой. Теперь оставалось только ждать.
– Ох, ну как же так? – собралась было плакать теть Рита, когда мы сели на диванчик в зале ожидания.
– Прекрати! – приказал я. – Думай о том, что все получится, поняла? И не пиши сейчас Ларисе. Потом. Все потом.
Юля
Санкт-Петербург
Позвонив Глашке и убедившись, что все в порядке, я поехала домой самой длинной дорогой – чтобы проветрить голову.
Не получилось. Потому что голова то ли потерялась в аэропорту, то ли вообще улетела вслед за Димкой. Осталась одна огромная чеширская улыбка без кота, которая, впрочем, как-то умудрялась следить за дорогой.
Что это вообще было? Совсем не так, как в тот день, когда он подхватил меня в баре. Тогда – ничего, кроме злости и желания, от которых темнело в глазах. Сейчас… Нет, желание тоже было, еще какое. А вместе с ним ощущение чего-то нового, чистой страницы, на которой можно написать что угодно, не оглядываясь на предыдущие главы. И даже если эта страница окажется единственной, даже если мы больше никогда не встретимся, все равно моя жизнь уже изменилась.