Третий выстрел
Шрифт:
XXVI
Сколько времени прошло? Лаура положила трубку, и сердце у нее оборвалось. В редакции журнала ей сказали, что Джанджильберто уже с неделю не подавал признаков жизни. Его сотовый не отвечал. Мысль, которую она гнала от себя, постепенно прокладывала дорогу в мозгу. Лаура снова взялась за трубку и набрала номер 113. Долго гудели длинные гудки, потом трубку сняли, но при первых же звуках голоса полицейского она бросила трубку. Ее остановила мысль о Карло. Надо еще подождать. На кухне она накапала себе в чашку двадцать капель транквилизатора и залпом выпила. Потом побрела в комнату сына, взяла плюшевого мишку и, обняв его, улеглась на кроватке Карло, широко раскрыв глаза.
XXVII
Домики оказались полуразвалившимися бараками, вокруг никого не было,
– Иди за мной след в след, – шепнул Витас. – Славянин опасен. У себя он отстреливал людей, был… как это… снайпером. Я пошел…
Чтобы открыть дверь, понадобилось два сильных удара. На третьем доски соскочили, и дверь со скрипом открылась. Мама Ирина, как выпущенная из пращи, метнулась в темноту. Витас за ней. Никто на него не бросился, никто не выстрелил. Витас провел рукой по стене и нащупал выключатель. Помещение осветилось тусклым светом. Это была аккуратная, почти шикарная комната, повсюду стояли ящики с ликерами, телевизорами, персональными компьютерами. Похоже, Славянин приторговывал краденым. Мама Ирина заскребла когтями возле люка в полу. Витас откинул люк и спустился вниз.
– Адриана! Я его нашел!
Адриана заглянула в люк. Витас поднял ребенка, передал ей и вылез. Карло спал. Он был очень бледен, дыхание еле слышно.
– Скорее всего ему дали какой-то наркотик… Быстро, надо его вынести отсюда!
Они выбежали из дома. Витас нес Карло на плече, и для такого великана ноша была не тяжелой. Адриана и Мама Ирина еле за ним поспевали. Скорее, скорее, нельзя возвращаться по заброшенной дороге обратно к бару, где Славянин как у себя дома. Возможность только одна: по мосту перейти железнодорожный путь, поймать машину и наконец отвезти Карло домой. Свежий ночной воздух благотворно подействовал на мальчика, и он со слабым стоном проснулся. Первым, что он увидел, было улыбающееся лицо Адрианы, а внизу, за спиной великана, крутящийся хвост Мамы Ирины. Карло решил, что он спит и видит сон, наполовину хороший, наполовину плохой, но ясно, что все беды уже позади. Он крепко вцепился в сильную спину Витаса, а литовец стал говорить ему, что после такой переделки он стал мужчиной, что теперь он совсем взрослый… И только они подошли к середине моста, как на другом конце замаячила фигура с компьютерной сумкой через плечо и с пистолетом в руке. Славянин.
– Ну и ну, вот так прелестная семейка!
Адриана потом вспоминала, что все было как вспышка молнии. Мама Ирина залаяла и бросилась вперед. Славянин потерял равновесие, хотел ее ударить, но промахнулся. Витас посадил Карло на брусчатку моста и закричал Адриане:
– Возьми его и уходи!
Она схватила все еще полусонного Карло и потащила к другому краю моста, к свободе… Славянин пришел в себя и отбросил ударом ноги Маму Ирину, но Витас уже навалился на него: сто килограммов живого веса подмяли под себя Славянина и притиснули его к балюстраде моста. Мама Ирина снова бросилась в атаку. Но Славянин был не из тех, кто легко сдается. Следующий удар поразил Витаса в низ живота, и он согнулся и взвыл от боли. Маму Ирину отбросил в сторону сильный удар кулака, она, пролетев по воздуху, ударилась о землю и затихла, оглушенная падением. Витас остался без прикрытия, и теперь Славянин на него навалился, схватив за горло, и великан обмяк, а Славянин, приподняв его за плечи, подтащил к балюстраде и стал выталкивать с моста вниз. И сбросил бы, если бы Адриана сзади не прыгнула на него и не вцепилась ему в глотку ногтями с такой дикой яростью, что Славянин растерялся. Тогда Адриана схватилась за ремень сумки, все еще висевшей у него на плече, обвила его вокруг шеи Славянина и начала тянуть и давить. Славянин невольно ослабил хватку, повернулся к Адриане и рукой отбросил ее прочь. Она упала, но Витас выиграл несколько драгоценных секунд. Он обхватил Славянина за талию, тот потерял равновесие, и Витас что было силы отпихнул его. Славянин перелетел через балюстраду и наверняка упал бы вниз, если бы Витас не удержал его за ремень сумки и не стал тянуть наверх, чтобы помочь ему выбраться, но рука Славянина не выдержала, пальцы соскользнули, и он с воплем полетел с моста, с высоты десяти-пятнадцати метров. Все еще сжимая ремень сумки, запыхавшись от борьбы, Витас обернулся. Адриана сидела на брусчатке, дрожа всем телом, и смеялась и плакала одновременно. Мама Ирина тихонько скулила, а Карло ее ласково гладил.
– Будем надеяться, что она ничего себе не сломала, – тихо сказал мальчик и прибавил серьезно, изо всех сил стараясь не заплакать: – Отвезите меня, пожалуйста, домой.
XXVIII
Сказка кончилась для каждого по-своему.
Карло вернулся домой в час ночи в сопровождении Бефаны, которая оставила его на пороге, поцеловала напоследок, а рядом положила компьютерную сумку с оборванным ремнем и со ста тысячами евро внутри.
Лаура долго плакала и обещала стать хорошей матерью. А Карло отчаянно хотелось рассказать о своих приключениях и завести собственного щенка и еще не сомневаться, что после каникул ни один школьный хулиган его не узнает: они увидят совсем другого человека, сильного и надежного, с которым придется считаться.
А по залитой лунным светом улице старого Рима рука об руку шли навстречу своему будущему двое счастливых людей, а рядом, размахивая хвостом, трусила слегка потрепанная в бою мудрая собака.
(пер. О. Егоровой.)
Карло Лукарелли
Третий выстрел
Среди ночи она поднялась, чтобы снять с себя лифчик. Марко что-то недовольно забормотал во сне, и она, приподняв одеяло, выскользнула из постели, чтобы засунуть руки под майку и расстегнуть застежку. Что-то было не так, и, снова вытянувшись и ощутив подушку под головой, она уставилась на отсвет огонька радиобудильника на потолке. Губы, пересохшие со сна, сами сложились в слова: «Я знаю, в чем дело». Она снова села на постели, уже не обращая внимания на Марко, который на этот раз проснулся и спросил: «Ты чего?» – но тут же опять заснул. «Ничего», – прошептала она одними губами, подумав при этом: «Я поняла, в чем дело», встала, вышла в гостиную и уселась на диван, протянув босые ноги на подушку. Подперев ладонью щеку, она принялась нервно покусывать ее изнутри, словно хотела прогрызть дырку.
Она поняла, в чем дело.
Вернувшись в спальню, она достала из кармана куртки, брошенной на спинку стула, блокнот и еще полежала, на этот раз с закрытыми глазами, прижав блокнот к животу.
Она так и не заснула, но немного успокоилась, когда наконец положила блокнот на комод и прикоснулась к нему рукой, словно это прикосновение придало ей силы и помогло не передумать.
– Ты что, не выспалась? Кто бы мог подумать, что Маркино… с виду такой спокойный…
– Иди ты в жопу! Все вы спокойные. И я не то что не выспалась, я вообще не спала. И Марко тут ни при чем.
Обычно она не грубила. То есть ему не грубила. Они были знакомы бог знает сколько времени, с тех пор, как она еще курсанткой-новичком явилась в Болонью. Форма на ней тогда была с иголочки, наглажена – ну прямо как с обложки журнала «Женщины в полиции». И теперь, после пяти лет за рулем, когда пиджак на ее спине вытерся хуже куртки таксиста, когда ей удалось дослужиться до начальника патруля, она по праву могла рассчитывать на толику почтения с его стороны, даром что он был начальник. И она всегда эту толику имела. Он опустил взгляд на листок, который она положила перед ним на письменный стол, пригвоздив его пальчиком с лакированным ногтем.
Он отодвинул листок подальше от глаз, ибо не желал складывать оружие перед временем и окулистом.
Квестура Болоньи. Отдел Воланти. «Я, нижеподписавшаяся ассистент Д'Анджело Лара…»
– Ну и что? Я уже читал твою служебную записку и отправил ее магистрату.
– Она неправильная. То есть… она неполная.
– В каком смысле?
– В том смысле, что все на самом деле было по-другому, а не как я написала.
– В каком смысле?
Ей ужасно хотелось снова прикусить щеку и погрызть ее, потому что надо было подумать. И еще больше хотелось высказаться, потому что боялась сказать: «Нет, ничего, извини» – и уйти ни с чем.