Третья дорога
Шрифт:
— Что? Что вы хотели сказать? Ну почему вы молчите?
— Да ничего, Танечка, успокойся, — говорит Ольга Ивановна.
— Нет, почему вы не хотите сказать? Думаете, я не вижу?
— Да не обращай внимания, Танечка. Все давным-давно забыто…
— Нет, отчего же, — неожиданно говорит Генкин брат, — раз уж так получилось, раз уж зашел разговор, зачем же скрывать? Если Таня хочет знать, я расскажу. Она уже взрослый человек, все поймет правильно. Так вот. Это давно случилось, тогда твой отец был председателем цехкома, и наш отец тоже работал на заводе, только в другом цехе. Но
Таня слушает, закусив губу, опустив глаза. Ей не по себе от мысли, что сидит она вот так по-свойски за одним столом среди людей, которые плохо думают об ее отце… Точно предательница. А еще ей неловко, стыдно оттого, что она испортила всем настроение, сбила веселье.
— Да ты, Таня, не расстраивайся, — говорит Ольга Ивановна, бросая на старшего сына сердитые взгляды. — Ну, поссорились — обычное дело. Все живые люди, с недостатками. Наш-то Василий Николаевич последнее время очень нервный был, я и сама не раз ему говорила: «Не вмешивайся, пожалей свое здоровье». Да разве его убедишь…
А Таня вдруг вспоминает ту встречу на улице и женщину, которая так странно взглянула на ее отца.
«Нет, — думает Таня, — мой папа не мог так! Не мог!»
Она сегодня же спросит его обо всем, поговорит с ним, и он все объяснит, и все сразу выяснится. Эта мысль немного успокаивает ее.
— Коль, а Коль, — канючит тем временем Генка, — ну, скажи, где ты был? Что, это такая тайна, да? Ну, ты только первую букву скажи. Давай, я буду угадывать, ладно?
А Николай лишь посмеивается, хрустит печеньем, с удовольствием пьет горячий крепкий чай, потом неожиданно говорит:
— Ну-ка включи радио. Может быть, по радио тебе что-нибудь скажут.
Так вот оно что!
Генка сломя голову бросается к громкоговорителю. Наверное, он думает, что сейчас всю комнату заполнят знакомые позывные и диктор торжественным голосом объявит:
«Внимание! Внимание! Передаем сообщение ТАСС!»
Но ничего этого нет — ни позывных, ни торжественного дикторского голоса. По радио передают самые обыкновенные последние известия…
И Таня даже не особенно вслушивается, когда диктор говорит:
— Недавно в Советском Союзе были проведены опыты, с тем чтобы проверить, как может повлиять на человека пребывание в условиях длительного космического полета. Исследования проводились в течение одного-двух месяцев. Человек помещался в кабину космического «корабля» и находился в условиях полной изоляции. Опыты дали много интересного для…
— Слушай, это ты?! — вскакивает Генка. — Коль, ты?
— Ну, допустим…
Таня во все глаза смотрит на Генкиного брата.
А Генка минуту-две молчит, только шевелит губами, словно прикидывает, подсчитывает что-то в уме.
— Выходит, ты как бы до Марса слетал?
— Выходит, так…
— И благополучно вернулся?
— И вернулся…
— А почему же тебя торжественно не встречали?
— Еще как встречали! Ты бы видел, как в лаборатории ко мне все бросились, когда я вышел из своей кабины. Я даже испугался, что после такой встречи уже никакой ценности для врачей представлять не буду…
— У тебя борода, наверно, огромная выросла, да?
— Зачем же? Я там брился каждый день, как и дома…
— Ну-у, лучше бы борода… А про тебя в газетах напишут?
— А как же, обязательно, во всех!
— И портреты будут?
— Конечно, на каждом перекрестке.
— Ну, вот опять смеешься… А ты потом на Марс по-настоящему полетишь?
— Нет, не полечу.
— Почему?
— Потому что есть люди, подготовленные лучше, чем я.
— Ну-у… Это нечестно. Я бы так не согласился. Я бы обязательно полетел.
— Гена, дай человеку спокойно выпить чаю. Он же два месяца уже не пил чай, — вмешалась Люся.
Генкиного брата еще долго расспрашивали об этой кабине, о долгих днях одиночества, и он рассказывал, посмеиваясь, пошучивая как обычно…
Потом пили чай, потом Николай и Люся пели песни — и о диких степях Забайкалья, и «Барабанщика», и «Бригантина поднимает паруса», и Ольга Ивановна тоже негромко подпевала и все посматривала с грустью на Люсю, — теперь уже скоро ей собираться в дорогу, скоро ее провожать…
Глава 12
Тане не терпелось как можно скорее рассказать дома о Генкином брате. Только что она сидела за одним столом с человеком, который целых два месяца провел в космической кабине, — кто еще может похвастаться таким?
И Таня рассказала обо всем матери торопливо и сбивчиво, сразу, еще стоя в передней, стаскивая с себя пальто и разматывая кашне…
— Очень интересно, удивительно, — говорила мама, — кто бы мог подумать… Только, пожалуйста, причешись, приведи себя в порядок, у нас гости.
Гости были все те же — дядя Гриша и его жена Виктория Ивановна. Они играли в карты и разговаривали между собой, и посматривали на экран телевизора. «В наш атомный век, — часто повторял папа, — надо уметь делать не меньше трех дел сразу».
Обычно, когда отец играл в карты, Таня любила стоять у него за спиной, следить за тем, как выбирает он карту, любила, когда он в шутку советовался с ней…
Но сегодня не до этого. Она подсела было к телевизору, но не смотрела на экран, а все поглядывала на отца и дядю Гришу, ждала, когда, наконец, они прекратят игру и она сможет сообщить свою новость…
Все испортила мама.
— Вы слышали, Таня рассказывает, в этих опытах, ну, о которых сегодня передавали по радио, оказывается, участвовал брат Гены Федосеева…