Третья фиалка
Шрифт:
– Вот не везет.
– Да быстрее же! – воскликнула девушка. – Нас ждут!
За ланчем мисс Фэнхолл по большей части хранила молчание, в то время как Хокер демонстрировал чуть ли не сверхчеловеческое дружелюбие. По какой-то непонятной причине ему показалось, что все его полюбили, и он уверовал, что быть остроумным очень и очень легко. Холланден слушал его с добродушной миной на лице.
У берега к иве была привязана лодка. После ланча Холланден усадил в нее всю компанию дам и повез кататься; на лодке можно было подплыть ближе к струям водопада, с шумом низвергающегося на каменные глыбы. Стэнли героически прыгал в воду, принося палки, которые ему бросал маленький Роджер.
Хокер с мисс Фэнхолл в молчании созерцали пузыри, плавающие на поверхности черной воды.
Утомившись от этого зрелища, молодой художник тихо произнес:
– Так что вы не кто иная, как наследница.
В ответ девушка лучезарно улыбнулась, подняла на него глаза и сказала:
– Если вы сочтете за лучшее исправиться и впредь не будете таким злюкой, так и быть, я вас прощу.
Домой возвращались под вечер, в хмурой тени холмов. Стэнли неторопливо трусил рядом с коляской. Сестры Вустер попросили Холландена спеть, но в итоге только разругались с ним, и в коляске стояла тишина, пока впереди не замерцали огоньки пансионата.
Холланден пошел проводить друга до фермы.
– Ну, как тебе пикник? – спросил писатель.
– Отлично.
– Когда перекусываешь на природе, варенье, как правило, проливается на опавшие листья, а с них попадает тебе на брюки. Впрочем, на этот раз все обошлось. – Он посмотрел на Хокера: – Хотя по тебе не скажешь, что ты превосходно провел время.
Хокер трагически махнул рукой:
– Может, да, может, нет. Не знаю
– Что случилось? – спросил Холланден.
– А то ты не понимаешь! – угрюмо ответил художник. – Я же тебе говорил, что в присутствии этой девушки становлюсь совершеннейшим дураком. Меня нельзя назвать таким уж глупцом, Холли, и кому, как тебе, этого не знать. Но когда она рядом, я настолько теряю голову, что даже не могу спасти свою жизнь.
– Может, она ничего не заметила? – спросил Холланден, попыхивая трубкой.
– Не заметила! – насмешливо проворчал Хокер. – Еще как заметила! Говорю тебе, в разговоре с ней я становлюсь скучнее железного пса. Хотя даже не догадываюсь почему! – Последние слова он произнес дрогнувшим голосом.
Холланден задумчиво разглядывал его, выдыхая огромные клубы дыма.
– С некоторыми так действительно бывает, – сказал он. – Думаю, это чертовски неприятно. Странно, но я в таких обстоятельствах чувствую себя легко и свободно. Ты даже не представляешь насколько.
– Мне-то какое до этого дело? – ответил Хокер. – Все эти твои набившие оскомину амуры не имеют ничего…
– Хорошо, хорошо, не имеют, – перебил его Холланден. – То есть я хочу сказать, не имеют ничего общего с твоими возвышенными чувствами. – Потом он вдруг просиял и добавил: – Слушай, Билли, может, ты не такой уж дурак. Понимаешь, пребывая внутри ситуации, на нее нельзя взглянуть со стороны. К тому же никто и никогда не знает, о чем думает женщина. Никто и никогда, – повторил он. – В том числе и ты.
– Понятное дело, – обреченно согласился Хокер. – Так ты полагаешь, это мой единственный шанс?
– Господи, нельзя же быть таким идиотом! – в отчаянии воскликнул Холланден.
Некоторое время они шагали молча. Сосны, растущие вдоль узкой дороги, словно вели с ветром таинственный разговор, изобилующий свистящими звуками. Сеттер Стэнли, добровольно взявший на себя обязанность стеречь мужчин от опасностей, теперь крался чуть ли не на цыпочках, сверкая в разные стороны глазами и по-собачьи поругиваясь.
– А тут еще работа не ладится! – выпалил Хокер. – Лето, я приехал сюда писать, но до сих пор не сотворил ничего достойного.
– Тебе не кажется, что свалившаяся на тебя любовь убивает твой гений? – рассудительно спросил Холланден.
– Ну, нет. Было б так, я бы просто повесился.
Холланден картинно вздохнул:
– Ох, а я уж было подумал, что все эти байки по поводу кризиса творческих натур – правда. Но теперь вижу, с тобой все в порядке. Ты, вероятно, будешь сидеть тише воды ниже травы и лелеять грезы, так?
– Чтоб тебе пусто было с твоими грезами! Они мне жизнь не спасут.
– Вообще-то, я имел в виду кое-что другое.
Глава VIII
Синяя гладь ночного озера, казалось, была вышита черными силуэтами деревьев. С поднятых весел срывались серебристые капли. Где-то на берегу время от времени сиротливо тявкал на звезды пес.
– И все равно жизнь в мастерской… – начала девушка.
– Нас было шестеро, – насмешливо фыркнул Хокер. – По большей части мы курили, иногда играли в дурака или покер, причем заметьте, всегда только в долг. А когда у нас находились материалы и было чем заняться, работали. Вы когда-нибудь видели изумительный красно-зеленый дизайн обычной банки консервированных помидоров?
– Да.
– Ну так знайте, это моих рук дело. Каждый раз, когда речь заходит о помидорах, помните, что дизайн упаковки разрабатывал я. Вернувшись из Парижа, я первым делом бросился писать, беда лишь в том, что никому это не надо было. Потом мне пришлось перейти на зеленые бобы и спаржу…
– В самом деле?
– Да.
– И все равно жизнь творца…
– Нас было шестеро, да. И уж так получалось, что деньги появлялись только у кого-то одного. Остальные пятеро жили за его счет и за это себя презирали. То есть мы питали к себе презрение в пять раз чаще, чем восторгались.
– И все только потому, что у вас не было денег?
– Потому, что у нас не было денег в Нью-Йорке! – ответил Хокер.
– Но потом, вероятно, что-то случилось…
– Как бы не так! Да, в воздухе действительно вечно что-то такое носится, но когда доходит до дела – ничего не происходит.
– Но в подобных случаях настоящим благословением могут стать близкие. Сострадание…
– Близкие! – воскликнул Хокер.
– Ну да, – сказала девушка. – Близкие и друзья. Сопереживание и понимание…