Третья Линия
Шрифт:
А ещё в качестве питьевой и, одновременно, очень питательной жидкости использовали вакуольный нектар. Коса не знал, откуда этот термин. В самой глубокой точке каждой пещеры предки годами буравили костяными трубками отверстия, скважины и достигали какого-то мягкого слоя наподобие кожи. После его прокола откуда-то из глубин острова пульсирующими толчками поднималась светло-жёлтая жидкость и скапливалась в углублении воронкообразного колодчика. Отсюда и забирали её женщины для того, чтобы поить всё семейство. Жидкость была сладковато-солоноватой, немного тёплой и очень приятной на вкус. Ею можно было не только утолить жажду, но даже и насытиться. Правда не всегда нектар поступал в достатке, чтобы накормить и напоить всех. Поэтому он считался чуть ли не священным. Вакуольную камеру, тот отсек пещеры,
Когда Коса помылся, он вышел из душевой кабины, как назвала этот отсек помещения Ронда, в просторную белую комнату, взял с жёлтой трубы, тянущейся и здесь вдоль стен, тёмно-серую сетчатую одежду. Как много новых слов приходилось запоминать, но почему-то Косе это давалось легко. Он повертел чистую одежду в руках, понюхал её. Пахла она приятно, хотя запах был незнаком. Потом посмотрел на свою грязную волосяную набедренную повязку, лежащую на полу, и откинул в дальний угол ногой. Сначала он хотел её постирать, но, подумав, решил отложить это привычное для него занятие на потом. Выбросить повязку он не решился бы. Тут были волосы его умершей матери, сестры и даже Дари.
Долго примеривая на себя новую одежду и не испытывая никакого комфорта, свернул её полужгутом и повязал на бёдра, как привык.
В «столовой» ждала не только Ронда, но и знакомые уже друзья. А кроме них здесь присутствовало ещё около 10 человек, не похожих друг на друга, и молодых, и стареющих. Были среди них две женщины среднего возраста и одна старуха с седыми, короткими волосами и очень подвижным морщинистым, но добрым лицом. Глаза её были живыми, блестящими и лучистыми, а своей манерой разговаривать, жестикулировать и вообще двигаться пожилая женщина располагала к себе. Две другие не были так красивы, как Ронда, но тоже довольно привлекательны. Все сидящие за большим столом дружно улыбались Косе, и никто, казалось, не обращал внимания на его решение использовать одежду в качестве набедренной повязки. Они наперебой стали представляться. Вряд ли Коса успел бы всех запомнить в этом гомоне, но помогла Ронда:
– У нашего гостя будет ещё время узнать каждого поближе и познакомиться с ним. Так что, Коса, садись рядом со мной, вот тут.
Она указала на свободное место возле себя. Длинный прямоугольный стол, сделанный из неизвестного материала, опирался на одну толстую ножку под самым центром стола. А по окружности стол опоясывало кольцо все из той же жёлтой трубы, но большего диаметра. Едва ли её можно было обхватить двумя руками. Все сидели на этой трубе. Коса устроился на приготовленном для него месте и удивился, как удобно просел под ним упругий пористый материал трубы. Соседство Ронды вновь всколыхнуло в диком человеке приятное чувство и заставило трепетать сердце. Он так и подумал о себе – дикий человек. Никогда раньше он не использовал, а возможно, и не знал этого слова «дикий». Может, случайно услышал здесь? Но когда? И вообще, ему начало казаться, что он знает больше, чем представлял себе, живя на острове. Промелькнула мысль, что вся его жизнь «внизу» приснилась, а сейчас он просыпается. Только беспокойные мысли о Дари не отпускали ни на миг.
На столе стояли – Ронда активно разъясняла назначение каждого предмета – котелки, миски, чашки и блюдца. Рядом с его миской лежала ложка. Коса видел, как ею пользовались другие, и успешно стал повторять движения. Взял ложку в правую руку, зачерпнул из миски рыхлую, ароматно пахнущую кашу и попробовал на вкус. Краем глаза он заметил, как все украдкой наблюдают за ним. Покатав во рту приятную на вкус пищу, Коса проглотил её. Внезапный голод приступом подкатил к желудку, и, уже ни о чём не думая, кроме как о еде, дикий человек стал оправдывать это новое слово под общее беззлобное веселье всей компании. Он жадно ел кашу, орудуя и ложкой, и левой
– Не ешь слишком много, лучше попей кисель. А то с непривычки плохо будет. Так бывает, я знаю, – сказала она и заботливо поднесла к его рту чашку с киселём, оказавшимся сладким и очень вкусным напитком, не таким, как вакуольный нектар, но всё же.
– Я тоже знаю, Ронда, – напившись киселя, сказал Коса. – После долгих дней и ночей, проводимых мужчинами в охотничьих пещерах, когда в волосяных сетях наконец запутается крупный кисс, многие тоже объедаются с голоду так, что даже умирают.
– Они умирают не от переедания, Коса, – впервые заговорила старуха. – Мясо киссов очень ядовито сырое, и даже долгая термическая обработка на открытом огне, как делаете вы, не выводит всех ядов. Поэтому вы и травитесь. Киссы по-настоящему пригодны в пищу после долгого кипячения и последующего обжаривания.
– Бабушка Саффа, у них нет в достатке пресной воды, чтобы варить пищу, – обратилась к старухе Ронда.
– Знаю, потому и настаиваю наладить посылочный тракт.
Все как-то разом затихли, поглядывая на бабушку Саффу и Криптера. Только сейчас Коса заметил, что из всех присутствующих самыми старыми были именно они. Криптер, показавшийся сначала человеком без возраста, оказывается, был уже довольно стар. По трудно уловимым признакам: глазам, цвету кожи, морщинам на подбородке, даже на ушах, пигментным пятнам на голове и руках – было ясно, что ему было немало лет. Коса никогда в жизни не видел таких старых мужчин.
На островах мужчины жили мало. От силы до 50 лет. И умирали, если не погибали от несчастного случая, почти не болея, а просто не просыпались или падали замертво на охоте. Говорят, сердце отрабатывает свой срок, своё заданное природой количество ударов. А вот женщины на островах – долгожители. Они порой достигают и 180, и даже 200-летнего возраста, а рожают детей до 60-70 лет. Поэтому, если у мужчины за всю его жизнь бывает только одна женщина – фема, то есть принадлежащая конкретному мужчине и дарящая только ему их общих детей, то у женщины могло быть очень много спутников жизни. Мужчина, верный своей женщине, назывался маск. Коса уже однажды был маском Лолии, а у Дари был любимый и единственный маск – Дарс, и тот погиб в свои 26 лет. Почему у них так и не было больше детей, кроме Зины? Говорят, мужчины могут терять своё семя, если часто употребляют бурую нить – глубоководные водоросли, растущие на северном берегу острова, которые вызывают некоторый приятный дурман. Племя осуждает мужчин, увлекающихся бурой нитью, поэтому пристрастившиеся к ней скрывают свой нехороший порок. Но Коса кое-что знал. Ведь они с Дарсом были родными братьями. Перед последним походом на Кольцо у них случился неприятный разговор.
– Коса, ты не пойдешь с нами, ты останешься с Дари. Если я погибну, стань её маском, она будет тебе верной фемой, нарожает тебе ещё много мальчиков и девочек. Хоть Зине не будет так обидно.
– Нет, Дарс, я более сильный, ловкий и выносливый, чем ты. Пойду один, в крайнем случае с Олешем, он бывалый охотник…
– Слушай меня, брат, и не спорь. Ты знаешь о моём увлечении этой дрянью, – Коса понимающе кивнул и опустил глаза. – Так вот, я думаю, у меня не может быть больше детей, и отвязаться от бурнити не могу. Я решил так – если вернусь живым и с хорошими новостями…
Коса вновь понимающе кивнул, он знал, что подразумевает Дарс под «хорошими новостями»: по слухам оранжи лечат такие болезни – и бесплодность семени, и злое пристрастие к бурой нити. А брат продолжал:
– Даже если я не встречу никаких оранжей, а просто вернусь – я клянусь тебе, что откажусь от своей плохой привычки, и если ещё год у меня не будет детей, я отдам тебе в фемы свою Дари.
Коса с удивлением и возмущением поднял на брата глаза, но тот с непреклонным и не терпящим возражений видом упрямо продолжал: