Третья линия
Шрифт:
— Черт.
— На твоем месте я бы теперь пила только те коктейли, которые смешала сама. И не заплывала бы далеко в море.
— Слава богу, я не пью коктейли… Но… Ты серьезно думаешь, что она может предпринять что-нибудь эдакое? Анна взглянула, наконец, на Облонского: — Наша милая безропотная овечка Долли? Ох, овечка, доведенная до отчаяния, может сделать все что угодно. Глупости хватит. Но не бойся, мой распутный брат, я не дам тебя в обиду. Я знаю, как пасти овечек. — Она снова подставила
— Да нет, не может быть. Ты просто меня пугаешь, признайся. Ты…
— Тихо! — Анна дернула Облонского за рукав и остановилась, прислушиваясь.
— Что?
— Слышишь? — Она встревоженно огляделась.
— Ничего я не слышу. Ветер.
— Да нет, нет… Плачет кто-то.
Облонский наклонил голову, пытаясь расслышать плач, но ничего, кроме шума моря, не услышал.
— Показалось, — сказал он.
— Да нет же! Точно кто-то плачет. Только не могу понять, где… Эй! — крикнула она. — Кто здесь?
Плач раздался с новой силой, и теперь Облонский его услышал.
— Вроде бы там, — неуверенно сказал он, указывая на длинную гряду больших валунов, далеко вдававшуюся в море, вроде естественного волнореза. — За теми камнями.
— Пошли, посмотрим. — Анна потянула его за руку.
Чем ближе они подходили к камням, тем явственнее слышался плач. Плакала девушка.
— Вот она. — Анна показала на маленькую фигурку, сидевшую на одном из камней.
Они подошли ближе. Девушка, услышав их шаги, подняла голову.
— Вот это да! — воскликнул Облонский. — Это же Кити… Кити! Голубушка! И ты здесь?
— Стива! — Девушка вскочила с камня и бросилась к ним.
Не обращая внимания на Анну, она кинулась на шею Облонскому:
— Господи боже мой! Это ты! Слава богу, это ты! А я сижу здесь и ничего не понимаю… Море, камни, вокруг ни души… Зову, зову, никто не отвечает. Господи, я так испугалась, так испугалась!
— Ну-ну. — Облонский осторожно похлопал ее по спине. — Все хорошо, милая. Анна, познакомься, это Кити. Младшая сестра Долли. Кити, это Анна, моя сестра.
Девушка повернула к Анне заплаканное лицо и извиняюще улыбнулась:
— Здравствуйте, очень приятно. Простите, что я так глупо себя веду. Очень уж было страшно.
— Пустяки! — улыбнулась в ответ Анна. — На этих камнях кто хочешь разрыдается. Когда мы шли сюда, Стива сам чуть не плакал.
— Правда? — Кити посмотрела на Облонского.
— Анна шутит. Ты давно здесь сидишь?
— Не помню. — Кити, всхлипывая, достала платочек и принялась утирать слезы. — Кажется, всю жизнь… Вдруг открываю глаза — и передо мной море. Как в кошмарном сне. Стива, объясни, что происходит?
— Пойдем в дом, — сказал Облонский.
— В дом? — переспросила Кити. — У тебя тут дом?
— Не совсем
— Долли? Она тоже тут? Вот хорошо… А еще кто-нибудь есть? Я, наверное, выгляжу ужасно. Ужасно, Анна?
— Не трите так глаза. Пусть слезы сами высохнут, тогда глаза не опухнут.
— Ой, а я уже… Так больше никого нет?
— Только Левин.
— Кто?
— Ты не знаешь его? Левин Костя. Мой друг.
— Знакомое, вроде бы, имя, — сказала Кити. — Но припомнить не могу…
— Я начинаю думать, что здесь это в порядке вещей, — нахмурилась Анна.
— Вы о чем?
— Неважно, Кити. Вернее, важно, но поговорить об этом лучше дома. — Облонский приобнял Кити за плечи. — Пойдем. А то еще обгоришь на солнце и станешь некрасивой.
Девушка, всхлипнув последний раз, кивнула и доверчиво посмотрела на Анну со Стивой:
— Вы ведь не исчезните? Правда? Вы на самом деле тут? Это не мираж?
Анна с Облонским переглянулись и промолчали. На их лицах было написано сомнение.
Когда Кити спустилась, все вновь собрались в гостиной. Долли по-прежнему хранила молчание. Левин с Облонским обсуждали преимущества ловли на мормышку. Анна стояла у окна и курила, глядя на море, которое понемногу начинало темнеть.
— Ага, вот и наша красавица. — Облонский повернулся к Кити. — Левин, дружище, помнишь эту красотку? Хорошеет с каждым днем, верно?
— Я… м-м-м… не… — Левин беспокойно заерзал в кресле, потом встал так, чтобы столик закрывал его носки, и довольно неуклюже поклонился. — Добрый день, барышня.
Кити хихикнула и кивнула.
— Ну, вспомнила Левина?
Кити нахмурила лобик, потом качнула головой:
— Н-нет… Может быть, и встречались где-то, лицо почему-то знакомо. Но я не припоминаю.
— Вот она — девичья память. — Облонский улыбнулся другу. — Кити, голубушка, садись с нами.
Левин вскочил, суетливо подвинул девушке свое кресло и замер, как солдат, ожидающий очередной команды.
Кити села, вежливо улыбнулась ему и посмотрела на Долли:
— Ты почему такая грустная, сестренка?
— Не обращай внимания, — сказал Облонский. — Долли сегодня весь день не в настроении. Расскажи лучше, почему ты здесь? И как сюда… попала? Левин, дружище, присядь, не маячь.
— Не знаю. — Кити виновато пожала плечами. — Я просто ревела на камне. Правда, Стива, Долли, мне было очень страшно. Думала, придется до темноты так сидеть. А я темноты очень боюсь. Как маленькая, да? Понимаю, что глупо, но поделать с собой ничего не могу. Да и мало ли кто тут может повстречаться. Вдруг какой-нибудь маньяк или еще что-нибудь в этом духе.